Странное существо этот двуглавый осёл, странное. С самим собой вечно ведёт он речь, с сам собой разговаривает. Так множит он своё одиночество, ибо даже в одиночестве своём не может он быть одним – самим Собою.
Сколько жарких баталий разгорается в этом странном существе! Сколько щекочущих душу побед, неожиданных поражений и восторженных до жгучих слёз примирений знает его ослиная жизнь! Упрямый, что бы не происходило, он всё продолжает и продолжает это внутреннее говорение, перемалывая в пустоте кости.
Должен он чувствовать себя при деле, а иначе – с чем он останется? Что делать ему, замкнутому в самом себе, если не слышит он Других, а потому и не знает, что Они – эти
Есть дело, если есть занятие. Дело ради дела, руки должны быть заняты! Не скуки боится двуглавый осёл в глубине существа своего, но узнать, что дела его пусты и бессмысленны. Не страшно голому королю замёрзнуть, страшно признаться!
Страшные истории может рассказать себе этот осёл, и сам испугается, причём по-настоящему! О великих свершениях может он поведать себе и тогда исполнится благородным духом! О блаженных островах он придумает себе дивные истории, чтобы не было ему страшно, чтобы было ему, во что верить и к чему стремиться!
Но не знает этот осёл ощущений, не проживает он своей жизни, ибо слова мертвы! Не проживает он, но пережёвывает: говорит он и боится молчания! Чувства – вот что заменило ослу ощущения, ибо чувства его говорят! Капустные поля чувств наполняют жизнь его смыслом, однако листья на кочанах пожухнут, а кочерыжка слишком груба и для его желудка.
И даже зная, что следует ему молчать о том, о чём не может быть сказано, будет он говорить всё равно, не прерываясь ни на секунду, ибо в говорении своём ищет он защиты от самого Себя! Чего же стоит вся эта жизнь, жизнь того, кто не живёт вовсе?
Страх осла неоправдан, но и неиллюзорен, ибо в пространстве страха чувство и слово становятся ощущением. Потому страх свой должен лишить он слов, пережить до конца и узнать, наконец, что нет у страха этого основания. Но не может осёл, ибо он говорит!
Осёл говорит, но Другой не может сказать ослу двуглавому ничего, ибо третий – лишний, и всякий разговор идёт с глазу на глаз! А потому, пока сам он не замолчит, будет осёл этот – невменяем и глух, как токующий тетерев. Но не на свадьбе токует эта странная птица с длинными глухими ушами, а на панихиде, ибо вокруг него покойники да души их спиритические!
Таково безумие осла двуглавого, такова природа бреда его, называемого «внутренней жизнью»! Но Жизнь не бывает внутри, а потому следует ему знать, что заложник он внутренней смерти, и разговаривает он с мёртвым!
Празднует осёл двуглавый праздник свой вечного одиночества! Заратустра зовёт праздник этот поминками, но большего не может сказать он ослу, ибо осёл этот, говорящий внутри себя самого сам с собою, его не услышит!
Я завяжу уши свои узлом, крест-накрест!
ПЕСНЬ ОПЬЯНЕНИЯ
Мы возвращаемся. Под нами акварельные облака, а наверху, наверху только небо – спокойное, покатое, сюрреалистическая голограмма света...
Божественный, нежный и пряный мир люди зовут иллюзорным, ибо не таков он, каким кажется им. Но разве иллюзорны ощущение контакта, ощущение близости и нежность тепла?
Контакт – отнюдь не то, ради чего нужно жить, иначе просто нельзя, это ведь сама Жизнь!
Иллюзии царствуют в бескрайнем пространстве одиночества, пространстве фиктивного контакта, и нет в Жизни им места!
Нам же не к чему стремиться, довольно! Контакт сам определяет всё, а другого нет. Он даёт ровно столько, сколько можем мы взять. Мы отдаём ровно столько, сколько можем отдать.
Странное дело: я перестал ощущать Заратустру как Другого. Его движение – это моё движение, его радость – это моя радость, его слово – это моё слово, его сила – это моя сила, а слабость... слабости нет.
Слабость – это настойчивость в невозможном, контакт же – избыточность возможного. Ощущающий контакт не знает слабости, он созидается.
– 3ар, хорошо жить!
Он улыбнулся мне, довольный. Морщинки побежали по его лицу, словно весенние ручейки:
– Хорошо!
В аэропорту нас встречали шумной компанией.
– Всё хорошо! Без комментариев, – отшутился Зар, предупреждая дальнейшие расспросы.
Озабоченность, сковавшая было лица встречающих, сменилась радостью и улыбками. Мы обнимались, смеялись и говорили глупости.
Опьянённые встречей, мы отправились праздновать.
Как хороши танцующие! В самозабвенности Танца становятся они сами Собой, весёлые, улыбчивые, смеющиеся!
И полночь танцует над нами мириадами звёзд, и даже высокомерная луна, подглядывая за танцующими украдкой, медленно раскачивается в мантии белёсых облаков, бессильная удержаться от танца!
«Не проспите жизни!» – так говорит глубокая полночь.
«Связаны вы нитями моими невидимыми!» – так говорит огромный паук, думая, что пугает. Кто ж испугается слов его? Спасибо! – и только.
Страх ведом лишь отступающему, так трепещи же, паук, мы идём! Босыми ногами Танцуем мы по нитям, что связывают нас воедино!
Не тяните, друзья, но Танцуйте легко, ступая, как утренний снег! Будем же нежны, будем нежны! Слушайте нежность!
Что пьянит нас, если не радость? Что жизнь, если не пьянящая близость? Что нужно ещё счастливым?
Зачем вам крылья, друзья, когда Танцуете вы ногами босыми? Здесь ваше царство! Ступайте же смело по могилам своим, не воскрешайте разбитых скрижалей!
Колокола счастливых сердец бьют в унисон, и трупный червь не гложет живущих. Но одинокий – мёртв, зачем спрашивает он меня, что ему делать?
Близкие, уста ваши – сладкозвучная лира. Я хочу слушать вас, поющие! Не знаю я слов ваших, но голос музыки вашей скажет мне больше любых слов! Не будем же мертвить живое, друзья мои!
Вам даровано знать,
Пьян я вами, друзья мои, будьте же сами Собой, не пугайте меня похмельем! Смерть рядом, смешливая, и хочу я смеяться, Танцуя! Довольно боли и слёз!
В вас, друзья, нашёл я источник золотой своей радости, будьте же господами земли! Объятия её распростёрты, кто ж противится нежности, златоглавые!
Не счастье следует ловить вам ловкими руками, но смех друзей ваших, ибо он лёгок! Лёгкое не знает тяжести! Божественность – невесома, ибо она Танцует!
Танцуйте же и вы, мои божества, сердечный смех манит сердечных! Так побеждаем мы одиночество – Танцем!
Нет глухих к бою сердечного колокола, так не бойтесь же, друзья мои, быть одинокими, ибо страх
