Большое внимание гитлеровцы уделили противотанковой обороне. Наши разведчики обнаружили множество замаскированных противотанковых и штурмовых орудий. У фашистов были подготовлены специально обученные команды истребителей танков, танкоопасные направления прикрыты минными полями и разнообразными инженерными заграждениями, а весь южный, болотистый берег реки Фомина эскарпирован.
Да, трудности нас ожидали немалые. Наша армия должна была не только самостоятельно взломать оборону противника, но и развивать успех вплоть до достижения целей операции в полном объеме.
Все это мы учитывали при подготовке операции и решили на участке протяжением 16 километров сосредоточить максимум сил, фактически, все войска с их огневыми и техническими средствами, а на остальном двадцатидвухкилометровом фронте растянуть одну 217-ю стрелковую.
Главный удар предполагалось нанести силами 8-го и 36-го гвардейского стрелковых корпусов на участке всего в 7 километров между селами Белый Верх и Ожигово, а вспомогательный удар мощью 16-го гвардейского стрелкового корпуса на участке Глинная, Серая протяжением 9 километров. В подвижной группе были 5-й и 1-й танковые корпуса.
В резерве я оставил всего одну дивизию — 108-ю стрелковую. Получили задачи артиллеристы, авиаторы.
В памяти еще свежи были наши промахи перед Жиздринской операцией. Тогда штаб фронта посылал нам один за другим артиллерийские полки, те спешили быстрее выйти в указанные районы сосредоточения, мало заботясь о маскировке. Это движение засек противник. Heтрудно понять, что я пережил в те минуты, когда увидел в стереотрубу, как черными тучами на тот участок, где нам через день предстоит наступать, движутся немецкие танки, тягачи с пушками, грузовики с пехотой. Нельзя допустить, чтобы такое повторилось!
На совещании, которое проводилось в штабе фронта 8 мая, выступили командующий и член Военного совета фронта. Они подчеркнули важность операции, сказали, что не случайно она возложена на гвардейскую армию. Партия, правительство, народ верят: гвардейцы не подведут!
На следующий день мы вместе с командирами корпусов, командующими родами войск и начальниками служб провели рекогносцировку, чтобы непосредственно на местности уточнить детали предстоящих действий.
Было получено значительное пополнение, численность каждой дивизии доведена до 7–7,5 тысячи человек. Всюду проводились учения, причем на местности, похожей на ту, где предстояло наступать. Саперы сооружали укрепления, подобные тем, что мы видели у противника. Разгорались учебные бои с участием артиллерии и танков. Напряженно занимались все — красноармейцы, командиры, штабы всех степеней.
Мы уложились в срок и ждали только сигнала. Но из штаба фронта передали: наступление откладывается. Позже стало известно, в чем дело. Советское командование создало значительный перевес сил над врагом и все необходимое, чтобы нанести ему сокрушительный удар. Однако было решено первыми не наступать. Пусть враг разобьет лоб, поломает зубы о нашу оборону, а тогда уж ударим мы. Это было мудрое решение. Если раньше мы вынужденно прибегали к обороне, стояли насмерть, выигрывая время, чтобы подтянуть резервы, собрать силы, то теперь оборона была запланирована заранее. Мы были сильнее противника, но оборонялись, чтобы ослабить гитлеровские войска и тем усугубить их поражение.
В конце июня у нас побывал заместитель Верховного Главнокомандующего маршал Г. К. Жуков. В это время в штабе армии уже находились командующий артиллерией Красной Армии генерал Н. Н. Воронов, командующий авиацией дальнего действия генерал А. Е. Голованов, командующий фронтом генерал В. Д. Соколовский.
Георгий Константинович ознакомился с планом операции. Особенно подробно расспрашивал он, как мы собираемся взламывать оборону противника и вводить в прорыв танковые корпуса. Внимательно выслушал маршал доклад командующего артиллерией армии генерал-лейтенанта Петра Сергеевича Семенова.
Я знал Георгия Константиновича давно. Человеком он был вдумчивым, решительным и властным. В годы войны Г. К. Жуков прославился своим умением организовывать операции крупного масштаба. Нам сейчас очень нужны были ого советы. И мы их получили. Самый главный: атаку пехоты и танков начинать не после артиллерийской подготовки, как обычно, а в ходе ее — это помешает противнику подготовиться к отражению удара.
Мысль эта всем поправилась. Артиллеристы во главе с Н. П. Вороновым тотчас же внесли поправки в план артиллерийского наступления и согласовали их с пехотными командирами.
Прощаясь, Г. К. Жуков предупредил: наступление гитлеровцев ожидается в ближайшие дни, их удары нацелены на участки Центрального и Воронежского фронтов, но мы должны быть готовы к любым неожиданностям.
Мы не знали, что делать с огромным количеством боеприпасов, завезенных на плацдарм. Наступление наше откладывается, а враг намерен нанести удар. Что, если он прорвется на плацдарм? Долго мы не перевозили боеприпасы обратно на северный берег реки, в конце концов занялись было этим, но тут пришло распоряжение усилить готовность войск к наступлению.
Днем 2 июля мне позвонил начальник штаба фронта генерал-лейтенант А. П. Покровский.
— Имеются данные, что немцы начнут не раньше третьего и не позже шестого июля, — сказал он. — Генеральный штаб требует усилить разведку и наблюдение за противником.
Все начало июля на соседних участках фронта было крайне тревожным. От перебежчиков стало известно, что наступление немецких войск назначено на утро 5 июля. На изготовившихся к атаке гитлеровцев были обрушены мощные артиллерийские удары. Значительные потери снизили наступательный порыв вражеских войск.
Начались ожесточенные бои. Случалось, что в них участвовало одновременно до полутора тысяч танков с каждой стороны. Не считаясь с потерями, противник бросал в атаки все новые и новые силы. Ему удалось углубиться в боевые порядки советских войск на северном фасе Курской дуги, под Понырями и Ольховаткой, на 10–12 километров, а на юге, в районе Кочетовки и Прохоровки, — на 30–35 километров.
А мы заканчивали последнее приготовления. И хотя бои шли невероятно тяжелые, командование не взяло из нашей ударной группировки ни одной дивизии. Уже одно это свидетельствовало о том, что Ставка уверена в стойкости сражающихся войск.
Наконец пришел долгожданный приказ. Начало общего наступления было назначено на 12 июля. Задачи нашей армии оставались прежними. Спешно начали подтягивать войска. За три ночи предстояло вывести в первую линию шесть стрелковых дивизий, четыре танковые бригады, два танковых полка и всю массу артиллерии. Для каждой стрелковой дивизии было подготовлено по два маршрута, для танковых бригад и полков — по одному. Выполнение графика вывода войск обеспечивали четко организованная служба регулирования на маршрутах и система комендантских постов, развернутых в исходных районах.
9 и 10 июля командиры батальонов, рот и поддерживающих подразделений в последний раз произвели рекогносцировку местности, чтобы окончательно уточнить все вопросы, связанные с организацией атаки.
Почти два месяца войска армии, находясь в сфере наблюдения авиационной разведки и в пределах видимости многочисленных наземных наблюдательных постов, которые враг расположил на выгодных высотах, готовились к наступлению. Надо сказать, что, к чести воинов, и прежде всего командиров и политработников, ничто не выдало гитлеровцам наших намерений. Как выяснилось, они даже не подозревали, что в этом районе готовится удар по их обороне.
Сработала всесторонне продуманная система маскировки. Войска передвигались только ночью. Танки, машины и тягачи шли с погашенными фарами; шум двигателей заглушался огневыми налетами по вражескому переднему краю и рокотом наших самолетов, круживших над немецкими окопами.
О том, что мы сумели скрытно подготовить наступление, свидетельствуют западногерманские исследователи Курской битвы, и среди них такие компетентные люди, как бывший командующий 2-й немецкой армией генерал-полковник Хейнрици и военный историк Гаук. В своей работе они пишут; «После первых четырех дней битвы[57] на соседних участках фронта на Орловской дуге и под Харьковом не было никаких признаков подготовки русского наступления… Планы противника о действиях на этих участках все еще не были ясны…».[58]
