увезет подальше и выбросит где-нибудь на свалке, забросает мусором. Да еще передернется брезгливо, как она умеет. Надо побеседовать с ней, напомнить, кто я все-таки такой… Нет, смерти боюсь. Не надо ее… не надо ее… Хоть бы еще немного… И сразу, если что. Нет, и сразу не надо… вообще не надо. Ох и посуетятся в министерстве, ох и порадуется кое-кто! Грядки топчут… Опять надо идти, разбираться. Раз-два, раз-два, правой-левой, вдох-выдох…»
Здесь все пропало, Толик снова стал молодым, очнулся и содрогнулся от омерзения. Но тут же забыл все, что ему привиделось. Потому что никому не дано помнить свое будущее.
Он переоделся в будке, забрал лопату, взял за задние лапы лежащего у гусеницы, окоченевшего уже пуделька, оттащил его в котлован. Роя яму, выкопал разные предметы: тяжелую золоченую кисть, зазубренное бутылочное горлышко, скомканную папку, несколько гвоздей, мятую цветную сигаретную коробку, грязный расшитый чехольчик, — и все это, не разглядывая, разбросал лопатой кругом себя. Зарыл собаку, отдохнул маленько. Когда стоял над маленьким холмиком, слегка прихватило—дало маленький сбой — сердце, но только чуть-чуть, и сразу все прошло. Он двинулся к будке, чтобы взять в ней молоток и идти заколачивать дыру в заборе.
Честно, с открытыми, горящими глазами Толик Рябуха повинился Косте Фомину и всей бригаде, что не смыкал глаз, караулил государственное добро всю ночь напролет и только задремал под утро, сморенный, как в экскаватор забрался пацан-школьник. Он и пробыл-то там совсем недолго, потому что Толик сразу же, как только услыхал стуки, осуществил преследование с целью захвата. Однако пацан оказался шустрым и убежал. Много он вряд ли успел натворить.
И верно: видимых повреждений на дизеле не обнаружили. Исчезло только магнето с пускового двигателя. Костя Фомин пошептался с машинистом и вынес Толику свой приговор:
— Иди и достань! Не достанешь за два часа — мало того, что не получишь смены за дежурство, заплатишь еще и за убыток, и за простой. Усек?
— Где я его достану? — заужимался было Толик, но Костя сурово бросил ему:
— Нас не касается! Прояви солдатскую смекалку! — и больше не стал с ним разговаривать. Рябуха убежал и довольно скоро, не истекли еще те два часа, явился с магнето. На вопросы, где достал, он только хмыкал и подмигивал. Живо поставили деталь, завели мотор, и снова началась работа.
Однако только успели врубиться, — над стройкой взвился и полетел к небу смерчик из пыли и сухого цемента. Засвистел, загудел мотором еще не подключенный ни к какому источнику электронасос. Треснула опалубка и оттуда полез квашней застывший уже, казалось бы, бетон. Крохотное, единственное на небе, висящее в зените, похожее на детский кулачок облачко вдруг распушилось и быстро побежало к земле. Все заслонили глаза от песка и света, закачали головами.
— Ю-ух, Дербент-Дербент-Калуга-а! Засосала погодушка-а! — ухнул дядя Миша Мохнутин.
— Чтой-то нашей старушонки с собачонкой нынче не видать! — сказал бригадир Костя.
— Да вот же она! — показал Федя Гильмуллин. И бригада увидела идущую по направлению к ним Комендантшу. Только сегодня она была не одна, рядом шел еще кто-то, огромный и рыжий. Старуха бегала, поскакивая, вокруг своего страшного спутника и указывала на бригаду длинным пальцем.
Забежала вперед него и крикнула, приплясывая, сложив трубочкой ладони:
— Ну, всё! Привела, привела-а! Всё теперь, всё!
«Это он! — думал тем временем молодой специалист, биолог по образованию Витька Федяев. — Это он, тот самый, что взял в сберкассе мой диплом!..»
«Ах ты! — думал бывший рецидивист Геня Скрипов. — Так вот кто отбил у меня Полю и избил ночью возле ее дома!..»
«Вот где пришлось увидеться! — думал Федя Гильмуллин. — Ведь это ты, ты встретился мне тогда ночной порой в Неаполе, на площадке за грудой старых ящиков!..»
«Наконец-то пожаловали на стройку, товарищ Соловей! — думал рационализатор дядя Миша Мохнутин. — Обоснование… целеуказание… как поданное ранее…»
«Вор-рюга! — думал диск-жокей Толик Рябуха. — Я тебе покажу, как снимать магнето!..»
Бригадир Костя Фомин, студент-заочник, тоже при виде ужасного незнакомца насторожился и подобрался, но только так, на всякий случай, ибо, как ни прикидывал, никаких грехов ни за собой, ни за кем из членов бригады не мог вспомнить.
Подкатила и остановилась возле стройки легковая машина. Из нее вылез сам начальник СМУ, Илья Иванович Муромцев. Он подошел к доскам, прикрывающим дыру в заборе, легко отодрал их и вступил на территорию.
«Кто же это такой? — подумал он, вглядываясь из-под ладони. — Что-то не разберу… То ли следователь, товарищ Соловьев, по мою душу, то ли Сенька Вайсман… Ну, небось! Бог не выдаст, свинья не съест…»
Он подошел к бригаде и встал рядом со всеми. Машинист заглушил мотор экскаватора, и на стройке стало тихо. Рыжий со спутницей остановились на другом краю котлована. Оттуда донесся тихий, зловещий свист, пригнувший всех к земле и заставивший дрожать доски забора. Восходящим штопором он ввинтился во вновь забушевавший над землей смерч. Маленькое облако чудесным образом всосалось в его воронку, дошло до низу и ударилось об котлован. Жаркая влажная мгла закрыла все вокруг. Свистнуло еще раз — и будка, влекомая бешеным ветром, стала возноситься к небу. За нею пошел экскаватор с жалко суетящимся в кабине человеком. И закрутилась следом вся бригада во главе со всемогущим начальником. Мелькнули тела, болтающиеся ноги, воздетые кверху руки; исчезли. Летели следом за ними распрямленные гвозди, картонная папка, прочие мелкие вещи. Где суждено им приземлиться? Земля велика!
Когда затих смерч, на площадке ничего и никого не было — только ровная почва, окаймленная забором. Некоторое время там было пусто, но вот подошел первый прохожий, отодвинул доску, заглянул в дыру и — бесстрашно пошагал через территорию.
