роскошный, чем дольше я его обнюхивал, тем яснее мне это становилось. Мне даже и цвет исключительно понравился. Я не хотел выпускать его из рук. Я тогда подумал про себя: а чем мы хуже этого мотоциклиста? Наличность у меня дома имелась, так как я знал, что при таких сделках продавец предпочитает взять хотя бы часть наличными. Было немного, три тысячи марок, но я все равно предложил доктору задаток. Возьмет он его - считайте, что сделка состоялась, он уже не сможет раздумать или передумать. - Кранепуль положил трубку в пепельницу и сел поудобнее. - Доктор Николаи, как мне показалось, был удивлен моим предложением и сперва даже не хотел его принять. Мы прошли в дом, выпили по чашечке кофе, потолковали о том о сем, к слову он упомянул, что впереди у него трудная ночь, дежурство в клинике, и приехал он ненадолго, чтобы не ломать уговор. Поэтому он не может дольше оставаться. Я еще раз спросил, не возьмет ли он задаток. Доктор помялся, помялся и взял. На деньги он выдал мне расписку и еще конверт со своим адресом, который нашел у себя в бумажнике, когда искал листок бумажки, чтобы написать адрес на нем. Далее он сказал мне, что раньше чем через месяц машину я не получу. У него через месяц подходит очередь на «волгу», да еще он хочет перед этим куда-то уехать. Как только все будет в порядке, он мне позвонит. Я, конечно, согласился - лишний месяц меня ничуть не смущал.
- А молодой человек называл себя? - спросил Крейцер. - Мы обратились бы к нему как к свидетелю.
- Нет, к сожалению. Он не представился, но доктор Николаи, судя по всему, был с ним знаком. Он ему, правда, говорил «вы», но раз или два назвал по имени. Похоже на Конни или что-то в этом роде.
- А местности, откуда приехал Конни, никто не называл?
- Нет, об этом речи не было.
- Номер мотоцикла вы не запомнили?
Кранепуль покачал головой.
- Кто в такие минуты запоминает номер! По-моему, я его вообще не видел.
- Какого цвета был мотоцикл?
- Не то черный, не то темно-синий, а может быть, красный. Я ведь его недолго видел, да и мысли у меня были заняты другим. Хотя, постойте минуточку, кажется, вспомнил: номер был весь залеплен грязью и глиной, словно мотоцикл долго колесил по болотам и проселочным дорогам. Да-да, весь залеплен грязью.
- А как выглядел этот Конни? Можете его описать?
- Среднего роста, во мне метр шестьдесят пять, а он был чуть выше, ну скажем, метр семьдесят. А вообще я плохо запоминаю людей, да и виделись мы очень мало. Вот шлем у него был красный и серый кожаный комбинезон. Лицо я вообще не могу представить. На шее - мотоциклетные очки, молодой еще, двадцать - двадцать пять лет от силы. - Кранепуль сокрушенно развел руками. - Очень жаль, но больше я ничего не смогу сказать.
- Господин Кранепуль, - сказал Крейцер, - не дадите ли вы нам на несколько дней расписку и конверт с адресом доктора Николаи? Мы со своей стороны выдадим вам расписку.
- Конечно, дам. Одну минуточку.
Кранепуль грузно поднялся и подошел к секретеру красного дерева, стоявшему возле окна, выдвинул ящик и достал из него старомодную металлическую шкатулку, крытую темно-зеленым лаком. Водрузив шкатулку на стол, он извлек из брючного кармана связку ключей, прикрепленную серебряной цепочкой к ременной петле его бриджей, и отпер замок. Из пачки всевозможных бумаг достал желтоватый конверт, снова запер шкатулку и отнес ее на прежнее место.
Крейцер взял конверт и достал оттуда расписку в получении трех тысяч марок, составленную двадцать девятого сентября в Берендорфе и подписанную размашистой неразборчивой закорючкой, которую при большом желании можно было расшифровать как «Николаи». Расписка была напечатана на сложенном вдвое листе обычного канцелярского формата и содержала некоторые опечатки.
- Кто ее печатал? - спросил Крейцер.
Кранепуль вернулся к столу и занял прежнее место на диване.
- Я, - сказал он, - на моем старом «ремингтоне». Я печатаю на нем все деловые письма.
Крейцер молча кивнул и принялся разглядывать конверт. Конверт был узкий и длинный, с темно- коричневым подбоем из шелковой бумаги. Верхний край был в нескольких местах надорван при вскрытии. Напечатанный на машинке адрес гласил: «Г-ну доктору Эгберту Николаи. 1532. Клейнмахнов. Шпанишервег, 14». Отправитель: «Иоганнес Мехлер, 18, Бранденбург, Мюленторштрассе, 137». На конверте была наклеена двадцатипфенниговая марка, проштемпелеванная 14 сентября в Бранденбурге. Крейцер вложил расписку и конверт в свой бумажник, изготовил встречную расписку и передал ее Кранепулю.
- Скажите, а газета с объявлением у вас не сохранилась? - спросил он немного погодя. - Если не сохранилась, то, может, вы помните дату выпуска.
- Пойду посмотрю. Может, и сохранилась.
Кранепуль встал, открыл двери и крикнул:
- Эльза, сделай одолжение, принеси нам газеты за прошлые две недели. Нам нужна «Меркише фольксштимме» с объявлением доктора Николаи.
Немного спустя в комнату решительным шагом вошла» женщина. Заплетенные в косу волосы были искусно уложены венцом вокруг головы. На ней было такое же голубое платье баварского кроя, как и на ее дочерях, из выреза выглядывала белая блузка, кончавшаяся у ворота рюшкой. На ногах у нее были черные домашние туфли с вышивкой, их загнутые кверху концы напоминали рог носорога.
- Добрый день, - сказала она низким, почти мужским голосом и поочередно кивнула Крейцеру и Арнольду»! В руках она держала стопку газет, которую положила мужу на колени. Потом, повернувшись на каблуках так, что взметнулись юбки вокруг тощих ног, она строевым шагом удалилась.
В стеклянной горке тихо звякнули декоративные чашки.
Кранепуль порылся в стопке и скоро вытянул из нее лист с объявлениями. Под рубрикой «Продажа автомобилей» зеленым карандашом было подчеркнуто следующее объявление: «Продаю первокл. «вартбург-люкс-1000», 12 000
- А можно это взять с собой? - спросил Крейцер.
- Ну конечно, - отвечал Кранепуль. - Она больше нам вообще не нужна. Просто девочки собирают старые газеты для школы. .
Крейцер свернул газетный лист, положил его в бумажник и встал. Арнольд сунул свой блокнот во внутренний карман пиджака и последовал его примеру.
Кранепуль провожал гостей.
- Конечно, вы должны выполнять свой долг, - говорил он, - но лично мне очень прискорбно слышать, что человек, подобный доктору Николаи, нажил себе неприятности не без моего косвенного участия. Он произвел на меня очень приличное впечатление, иначе я не доверил бы ему свои деньги. А ошибки здесь не может быть, господа?
- Следствие еще не закончено, - отвечал Крейцер, - и мы не можем пока сказать ничего определенного.
Дождь перестал. Холодный и сырой западный ветер срывал листья с лип и забрасывал их через стену во двор к Кранепулю. Собака по-прежнему лежала на пороге своей бело-зеленой будки, словно была не живая собака, а чучело. Двигалась у нее только голова, когда взгляд блестящих глаз провожал гостей до калитки.
Кранепуль привел в движение механизм, и калитка бесшумно распахнулась.
14
Понедельник выдался дождливый и серый. Крейцер сидел в кресле за своим столом, подперев голову руками, и злобно глядел на папку с материалами по делу Николаи. За соседним столом сидел Арнольд и с помощью неотточенного карандаша делал цепь из канцелярских скрепок. При этом он сердито насвистывал
