– Елисей еще не вернулся, нет?
Сиверт отвечает уклончиво: – наверно скоро приедет.
Чистая беда с Елисеем, так он любит быть где-то не дома, разъезжать.
Неужто нельзя выписать товары, вместо того, чтоб самому ездить и покупать их на месте? Правда, так они обходятся ему гораздо дешевле; ну, а во сколько обходится самые разъезды? Чудно как-то он рассуждает. И на что ему еще бумазея и разные шелковые ленточки на крестильные чепчики, и черные и белые соломенные шляпы, и длинные чубуки для трубок? Никто из хуторян таких вещей не покупал, а покупатели из села приходили в «Великое» только тогда, когда у них не бывало денег. Елисей по своей части толковый парень, посмотреть только, как он пишет на бумаге или подсчитывает счет мелом! – Хотел бы я иметь твою голову! – говорили ему люди.
Это-то все верно, но он слишком много тратит денег. Ведь сельские покупатели никогда не платили своих долгов, а даже такие голыши, как Бреде Ольсен, приходили зимой в «Великое» и получали в кредит и бумазею, и кофей, и патоку, и керосин.
Исаак передавал уж много денег Елисею на его торговлю и разъезды; от богатства, полученного за медную скалу, немного оставалось, ну, а дальше что?
– Как, по-твоему, идут дела у Елисея? – спрашивает вдруг Исаак.
– Дела-то? – переспрашивает Сиверт, чтоб выгадать время.
– Непохоже, чтоб хорошо.
– Он надеется, что пойдут.
– А, так ты говорил с ним об этом?
– Нет. Андресен сказывал.
Отец думает, качает головой: – Нет, не пойдут! – говорит он. – А жалко Елисея!
И все мрачнее и мрачнее становится отец, а он и раньше-то был не очень веселый.
Тогда Сиверт разражается новостью.
– А у нас в пустоши прибавилось людей.
– Как так?
– Еще двое новоселов. Они купили напротив нас. Исаак останавливается, держа на весу лом, это большая новость и хорошая новость, одна из самых лучших:
– Стало быть, нас будет десятеро в пустоши, – говорит он.
Исаак расспрашивает подробнее, где именно купили новоселы, вся география местности у него в голове, он кивает:
– Да, это они правильно сделали, там хороший дровяной лес, да попадаются и строевые сосны. Земля обращена на юго-восток.
Так, стало быть, новоселов ничто не устрашало, людей все прибавлялось.
Работа на руднике прекратилась, но это пошло только на пользу земледелию; неправда, что пустошь замирала, наоборот, она начинала кишеть жизнью, еще двое новых поселенцев, четыре лишних руки, поля, луга, дома. Ах, как хороши зелененькие полянки в глубине леса, избушка, колодец, дети, скотина! На болотах, где торчал чертополох, колышется ячмень, кивают на межах голубенькие колокольчики, солнечное золото пылает на лютиках у домов. И ходят люди, разговаривают, думают и составляют одно с небом и землей.
А вот стоит первый в пустоши человек. Он пришел однажды, увязая по колена в болота и путаясь в вереске, нашел откос и поселился там. За ним пришли другие, протоптали тропинку по пустынной земле, потом пришли еще люди, тропинка превратилась в дорогу, теперь по ней ездили в телегах. Исаак должен чувствовать себя довольным, душа его должна трепетать от гордости: он был основателем этого поселения, он маркграф.
– Да, да, нельзя нам все время возиться над этим двором, если мы хотим нынче поставить сарай для фуража, – говорит он.
Он сказал это, должно быть, с внезапно проснувшейся веселостью, с новым порывом жизнерадостности.
Глава VIII
В гору, по пустоши поднимается женщина. Льет ровный летний дождь, она промокла, но не обращает внимания, ей есть о чем подумать, она взволнована – это Варвара, а не кто другая, Варвара Бреде.
Конечно, она взволнована: она не знает, чем кончится ее затея, но она ушла от ленсмана и покинула село. Вот как обстоит дело.
Она обходит стороной все хутора на пустоши, потому что не хочет попадаться на глаза людям; ведь всякий поймет, куда она направляется – на спине у нее узел с платьем. Ну да, она направляется в «Лунное» и хочет опять поселиться там.
Она прослужила у ленсмана десять месяцев, и это срок немалый, если перевести на дни и ночи, но это целая вечность, в переводе на постоянное стеснение и скуку. Вначале все шло отлично, госпожа Гейердаль была очень заботлива, подарила несколько передников и приодела ее, приятно было ходить за покупками в лавочку в таких красивых платьях. Ведь Варвара девочкой жила в этом селе, знала всех еще с того времени, как играла на улице, ходила в школу, целовалась с мальчиками и играла в разные игры, в камешки и раковины.
Месяца два все шло хорошо. Но тут госпожа Гейердаль стала еще заботливее, а когда подошли рождественские праздники, госпожа Гейердаль стала просто– напросто строгой. К чему это могло повести, как не к порче добрых отношений! Варвара не выдержала бы такой жизни, если б определенные ночные часы не оставались в ее распоряжении: с двух часов до шести утра она могла быть до известной степени
