Ивола конечно будет сотрудничать с ним, но лишь до тех пор, пока от него будет польза. Потом его ждет участь использованной и ставшей ненужной вещи. Предатели во все времена одинаковы и во все времена с ними поступали соответственно. К тому же, таких как Ганер, эфор безопасности просто презирал.
Единственный, о ком сожалел Ивола, это маршал Канадинс. Герой ассакинской войны, матерый вояка, опытный стратег и политик. Но... тут уж пришлось выбирать между ним и собой.
Просмотрев все файлы, Ивола подумал, что завтра его ждет у себя император. Прекрасно, пожелания его величества выполнены досрочно. Император любит хорошие новости.
— Сир, считаю недопустимым создание черных легионов, — голос и лицо Иволы не выражали ни малейшего намека на эмоции. — Это слишком рискованно. Даже непосредственный контроль с моей стороны не обеспечит полной гарантии успеха. В конце концов, мы хотим вооружить и заставить воевать на нашей стороне люто ненавидящий нас озверелый сброд. Многие из этих отбросов потеряли человеческий облик. При первой же возможности они повернут оружие против нас.
Император Улрик IV сделал знак рукой и эфор безопасности, стоявший по стойке «смирно», позволил себе расслабиться. Впрочем, «вольно» никак не отразилось на его позе.
Улрик достал из стола старинную трубку с коротким мундштуком и наполнил ее особой курительной смесью, некоторые ингредиенты которой были сходны по воздействию с легким наркотиком. Ивола терпеливо ждал, что ответит ему император.
— Помогает расслабиться и сосредоточиться одновременно, — произнес затягиваясь император. Ароматизированный дым потянулся вверх, куда его затягивала бесшумная вытяжка.
— Нам понятны твои опасения и сомнения. Бесспорно, они являются обоснованными, и мы их разделяем. Но... — император затянулся и выдержал паузу, нам все это представляется в ином ракурсе. Давай посмотрим, из какого теста создаются черные легионы. Жалкие, потерявшие надежду рабы, удел которых — смерть от истощения и болезней. Чего они больше всего жаждут? Мы скажем тебе — свободы. Мы пообещаем им свободу и гражданские права и они, будь спокоен, будут драться за них не хуже любого нишида. Вот в этом мы видим гарантию и залог нашего успеха в этом начинании.
— Сир, ваше величество, — Ивола для виду выказал немного замешательства, — вы произнесли слово «пообещаем». Правильно ли я понял, что одним обещанием все и закончится? Ведь распустить по империи массы вчерашних рабов, да еще обученных убивать — значит создать серьезную дестабилизацию.
Император пустил кольцо и, наблюдая за тем, как оно расплывается, уклончиво ответил:
— Посмотрим. Мы еще не решили.
Ивола ждал. Он не желал спорить, не желал убеждать своего господина. Во-первых, император не терпел подобного. Во-вторых, если он принял какое-то решение, то оно обязательно будет осуществлено.
Улрик, казалось, потерял интерес к эфору, его немигающий взгляд застыл где-то за спиной Иволы. После нескольких затяжек он положил трубку в резную пепельницу из светлой кости в виде шестигранника и сцепил руки в замок.
— Нам не кажется, что сдержав обещание, мы тем самым дестабилизируем ситуацию внутри империи. Те, кто останутся в живых после ирианской компании, будут столь малочисленны, что просто не смогут создать сколько-нибудь серьезную угрозу для нашего порядка. К тому же, испытав жизнь рабов, лишения миров смерти, ужасы войны, наконец, они будут зубами держаться за полученную свободу и гражданство. Так что, наш ответ будет скорее положительным. Да, мы сдержим обещание. Подумай еще вот о чем, Ивола. Мы создадим прецедент, то есть, в грядущем мы сможем формировать новые черные легионы. А легионеры будут уверены в том, что их ожидает после честной службы. Если же теперь легионеры, после ирианской компании, вернутся в миры смерти, мы зарубим на корню дальнейшую перспективу использования черных легионов. Вот наш ответ.
— Сир, вы, несомненно, опытный и дальновидный политик. После ваших разъяснений я признаю, что ошибся и не продумал все аспекты этого вопроса.
Император, хитро прищурившись, высыпал пепел из трубки и спрятал ее в стол.
— Не надо мне льстить, Ивола. Я знаю, что ты остался при своем мнении. Впрочем, уличить в лести тебя невозможно, а то, что ты радеешь за интересы империи — это похвально. Ты получил наш ответ, теперь возвращайся к работе. Да, и удвой внимание к этим черным легионам, нам не нужны перепуганные придурки, не знающие, с какого конца стреляет стэнкс.
Система Уль-Тия относилась к алфенскому сектору, граничащему с Новоземной Империей. Единственная обитаемая планета, вращающаяся вокруг звезды G-типа, представляла собой сухой, жаркий мир пустынных материков, где вода ценилась, как настоящее сокровище.
Населяли Уль-Тию колонисты-нишиды, разбросанные по многочисленным островам мелководных океанов, разводящие на водных плантациях морские деликатесы, которые ценились не только нишидами, но и за пределами империи. Колонисты десятилетиями осваивали океаны и абсолютно не помышляли об огромных материковых пространствах, где единственными формами жизни были жесткие низкорослые колючки и немногочисленные местные представители пресмыкающихся.
Климатические условия Уль-Тии, мягко говоря, были далеко не идеальными, отпугивающими новые волны потенциальных переселенцев, зато материковые пространства идеально подходили под планы бээнцев, устроивших здесь бескрайние полигоны и лагеря по подготовке черных легионов.
Всего за пару недель инженерные части императорского флота построили несколько космопортов, принявших в скором времени миллионы тонн грузов, два с половиной миллиона рабов, привезенных в основном из миров смерти, и 2-й пехотный корпус БН.
Всего было построено пятьдесят лагерей подготовки. Построено — даже слишком громко сказано, единственными постройками в лагерях были казармы офицерского состава БН и всевозможные склады и хозяйственные боксы.
Распределенных по пятьдесят тысяч, будущих легионеров рассредоточили по лагерям, где им предстояло жить в палатках. Никаких мер против возможных беглецов не принималось. Тот, кто рискнул бы убежать — обречет себя на неминуемую ужасную смерть. Даже с запасом продовольствия человек не способен выжить в уль-тийской пустыне. Вокруг десятки тысяч километров песчаных, безводных просторов и ни одного деревца, чтобы спрятаться от жары.
На окраине палаточного лагеря, у казарм и охраняемых солдатами БН складов, был построен гигантский плац из уложенных прямо на пески металлопластиковых плит. На него были согнаны все прибывшие в учебный лагерь рекруты, которых несколько часов распределяли по подразделениям. Солнце палило нещадно, и когда процесс распределения был завершен, светило зашло в зенит, накалив металлопластик. Горячий и сухой воздух обжигал легкие. Каждый здесь присутствующий покрылся солью, выступившей на робах и мундирах. Рекрутам казалось, что на них испытывается новый садистский метод, но рядом, в том же положении, находились бээнцы, которые совершенно не выказывали своего неудовольствия.
Наконец, время напряженного ожидания не понятно чего на изнуряющей жаре прошло. На трибуну взошел высокий поджарый офицер БН и, повернув к себе микрофоны, объявил:
— Я начальник лагеря полковник Кариус.
Несмотря на усиливающую аппаратуру, голос оратора был едва слышен.
Мэк прекратил напрягать слух и тупо уставился на яркое голубое безоблачное небо, пытаясь забыть о слабости в ногах, которые буквально поджаривались на металлопластике. В передней шеренге один из рекрутов потерял сознание и рухнул прежде, чем кто-либо сообразил его подхватить.
Осторожно, чтобы недалеко стоящий бээнец с шоковой дубинкой в руке не заметил его, Мэк осмотрелся вокруг в поисках Хатана. Тот стоял через одну шеренгу сзади. Их глаза встретились. Мэк слегка приподнял подбородок, Хатан кивнул.
Хотя офицер на трибуне ораторствовал недолго, вся эта церемония походила на изощренную казнь.
