которые бы в полной мере удовлетворяли нуждам человеческим. Девяносто девять процентов из них просто безобразная комбинация агрессивного маркетинга и скудной потребительской диспозиции. «Альтернативный путь», без всякого сомнения, занимает этот один, существенный и полезный процент. Какое отношение, однако, все это имеет к Орену?
Наш Орен проживает свою жизнь, прямую как линейка, быструю как снаряд, без аномалий, без трудностей, по крайней мере, так это было до настоящего времени. Отец Орена — это уже совершенно иное дело. Отец Орена не только взял альтернативный путь, он еще и беспрестанно вещает о нем направо и налево: «Если бы не этот мерзкий «Альтернативный путь», я бы никогда в жизни не женился на твоей противной мамочке», — говорил он Орену, по крайней мере, раз в день. «Клянусь тебе, иногда мне хочется пустить себе пулю в лоб только для того, чтобы попасть, наконец, в этот «Отклоненный путь». Пуля в лоб, кстати, уж точно выбор плоховатый. «Альтернативный путь» не несет никакой ответственности за качество своих услуг в случае существенного повреждения тканей мозга. Орен знал, что отец на самом деле вовсе не собирался этого делать, и надеялся, что мама тоже это понимает. Но все равно поведение отца ужасно ее доставало. «Если бы он вместо этого взял альтернативный путь по поводу моего рождения», — пытался Орен утешить мать, — «он бы занудствовал точно так же: «Я бы пустил себе пулю в лоб только для того, чтобы прожить свою жизнь еще раз, без этого эгоистичного ребенка, который, если я завтра умру, не удосужится даже прочитать по мне кадиш». Ты знаешь отца, к тебе это не имеет ни малейшего отношения».
Дело в том, что в связи с беременностью Ореном его мама действительно взяла альтернативный путь, но она была достаточно осмотрительной, чтобы никогда ему об этом не рассказывать. В случае с мамой отклоненный путь вел ее к скорому разводу, удачному бизнесу и счастливому второму замужеству. Ничего страшного, и эту жизнь ей удастся прожить!
Орен всегда любил больших, смуглых женщин, с увесистой грудью и полными губами, а Мика, которая была, кстати, весьма красивой, выглядела ровно наоборот: худая, плоская как доска, с губами толщиной в кредитную карточку. Но любовь, как говорится, слепа, и Орен влюбился. Перед свадьбой альтернативного пути они брать не стали, и даже перед рождением близнецов от него отказались. Орен принципиально возражал против этого, он говорил, что человек должен нести ответственность за свои решения. А Мика, та давно уже промотала свой путь с прежним приятелем, когда в реале отклонила его предложение руки и сердца. Мысль о том, что после смерти, она выйдет замуж за другого, довольно таки удручала Орена, однако прибавляла ему амбиций. И желание чувствовать, что именно он — ее правильный выбор, заставляла его пребывать еще лучшим мужем.
Прошли годы и как-то на песах, через шесть месяцев после того, как Мика завершила свой первый путь и оставила Орена в одиночестве, внуки спросили его, каким был его альтернативный путь, и он ответил, что никакого такого пути не было. Дети ему не поверили. «Дедуля врет!» — кричали они. — «Дедуле стыдно!». Потом они выкрали афикоман, а он сделал вид будто не находит его, и открыли дверь для Ильи пророка, отказавшегося войти. В те годы люди почти перестали пользоваться услугами «Альтернативного пути» и перешли на «Третьего — дано» (зарегистрированный торговый знак), который предоставляет Вам еще и третий путь, и обольщает отправиться по нему без всякой дополнительной платы.
Ибо лучше три птицы в руке,
Чем на дереве — две.
Прямо сегодня в «Третьего — дано»,
А мир весь — разом! — на дно.
Бумеранг
Иногда папа уезжал из дому на несколько дней. Он упаковывал свои вещи в коричневую пластиковую сумку, на которой было написано 'Адидас' и исчезал.
— Куда он собирается? — спросил я у мамы.
— Уф, сколько вопросов у тебя сегодня, — рассердилась она, — иди делать уроки.
Тогда я пошел спросить у папы.
— Куда я собираюсь? — сказал папа. — Я не очень-то помню. — А что мама говорила, куда я собираюсь?
— В Беер Шеву.
— А, точно! Вспомнил наконец, — улыбнулся папа. — Действительно, я собираюсь в Беер Шеву.
— Но что ты будешь делать, в Беер Шеве? — спросил я.
— А что мама сказала, что я буду делать? — допытывался папа. Я пожал плечами.
— Она не захотела говорить. Это секрет?
— Конечно, это секрет, — прошептал папа, — самый большой из всех секретов. Но я расскажу тебе, я готов рассказать тебе его на ухо, но ты должен поклясться, что никому не скажешь.
— Я клянусь.
— Нет, — ответил папа, — недостаточно просто сказать 'Я клянусь', нужно чем-то поклясться.
— Хорошо, тогда я клянусь своей мамой.
— Твоей мамой? — рассмеялся папа. — Ладно, какая разница. Иди сюда.
Я подошел к нему, и он прошептал мне на ухо: 'Я собираюсь в Беер Шеву ловить рыбу'.
— Ловить рыбу?
— Ш-ш-ш… — шикнул папа и закрыл мне ладонью рот. — Не надо вслух.
— Ловить рыбу? — прошептал я. — Но как? У тебя же нет удочки!
— Удочка — это для эпигонов, — сказал папа. — Я ловлю руками.
— Но что это за эпигоны? И что ты делаешь с пойманной рыбой? И зачем вообще ты ее ловишь?
Лицо папы стало серьезным.
— Вот это — хорошие вопросы, — сказал папа, — но я не могу тебе на них ответить, кроме, может быть, одного, об эпигонах. Они просто слишком секретные.
— Но я никому не скажу. Я поклялся мамой и еще Сионом.
— Даже Сионом? — сказал папа и уважительно присвистнул. — Даже Сионом Шамаш?
Я кивнул головой.
— Если так, то я уж точно не скажу тебе, — сказал папа. — Ведь тебя могут схватить и вколоть наркотик правды, который вытащит у тебя из головы все секреты так, что ты даже не заметишь.
— Кто? — спросил я. — Кто может схватить меня?
— Эпигоны, — прошептал папа.
В комнату вошла мама.
— Когда ты выходишь? — спросила она и закурила сигарету.
— Сейчас, — ответил он и поднял сумку.
— Помни, — подмигнул он мне и приложил палец к губам. — Ни слова!
— Ни слова! Они не добьются от меня ни слова, даже если уколют все наркотики в мире.
— Какие наркотики? — спросила мама и испытующе посмотрела на папу. — Какими глупостями ты забиваешь ребенку голову?
— И даже маме, — засмеялся папа и ушел. Я знал, что он полагается на меня.
Через два дня после отъезда папы, появился Цахи. Он всегда приходил, когда папа уезжал. Чаще всего он являлся поздно вечером, в то время, когда думал, что я уже сплю, и оставался у нас ночевать. Сион Шамаш говорил, что он точно трахает мою маму. Сион старше меня на четыре года и разбирается в таких вещах.
— И что теперь делать? — спросил я Сиона.
— Да ничего, — сказал он. — Такие уж они, эти женщины. Они всегда будут хотеть палки, а палка — это бумеранг.
