последнюю битву, Мононобэ и все те, кто их поддерживал, автоматически стали «бунтовщиками», как, безусловно, произошло бы и с Сога, окажись они побежденными. Все же Ёродзу, наиболее впечатляющий приверженец дела Мононобэ, изображен роялистом по духу, как и Сайго Такамори, тринадцать веков спустя сражавшийся против императорской армии и, несмотря на это, считающийся героем-роялистом. Такая экзистенциальная лояльность была немедленно признана самим двором, когда Ёродзу (и его собаке) было дозволено быть похороненным в гробнице, — подобная привилегия вряд ли была бы дарована обычному бунтовщику.
Глава 3
«Меланхолический принц»
«Неудача, — сказал Лафонтен после падения Фукэ, — есть разновидность невинности».[76] В Японии, судя по истории принца Арима, также можно отыскать разновидность героизма. Этот странный, одинокий молодой человек, которого обвинили в измене и удушили по приказу его двоюродного брата, не имел ни малейшей возможности совершить хотя бы один значительный поступок; даже тот опрометчивый заговор, что послужил предлогом для его казни, был почти наверное сфабрикованным. В каждый момент своей короткой жизни принц Арима предстает перед нами, как объект, приносимый в жертву, а вовсе не как положительная личность, принимающая решения и идущая на риск. Однако, трагическая судьба этого принца-страдальца и ностальгические поэмы, написанные им незадолго до смерти, компенсировали его малоэффективность и сделали его образ привлекательным для японского воображения. Он был оплакан в стихах знаменитых придворных поэтов VIII века; в 60-х годах нашего столетия он стал главным героем пьесы известного автора Фукуда Косон.[77] Двоюродный брат принца Арима, принц Нака, проводивший одно из основных изменений периода Реформ, был излишне эффективен и удачлив, чтобы квалифицироваться, как романтический герой; о нем не грустил ни один великий поэт, а в драме ему отдана роль холодного, расчетливого политика, ходившего с правильных карт и выжившего.
Когда в 640 году родился принц Арима, клан Сога находился еще в центре политической власти; казалось, они настолько сильно укрепились при дворе, что будут продолжать управлять страной от имени императорской фамилии из поколения в поколение. Однако, приблизительно к этому времени лидеров клана настолько испортило высокомерие, что они стали предпочитать непосредственное действие политическому маневру. Потенциальные оппоненты, включая членов императорской фамилии, которым не посчастливилось оказаться у них на пути, физически устранялись.[78] Но, что еще хуже, теперь Сога присвоили себе определенные религиозные функции, типа молений о дожде, которые были традиционно закреплены за императором. Это было особенно неприемлемо для такого общества, как японское, в котором придавалось столь важное значение ритуалу и прецеденту. Сложилось впечатление, что Сога планируют сместить древний клан, правивший Японией, и занять его место. На самом деле весьма сомнительно, имели ли они когда-либо подобные намерения: их целью было контролировать и использовать императоров, а не смещать их. Однако своими надменными и опрометчивыми политическими действиями они нажили себе недоброжелателей как в императорской семье, так и среди других значительных кланов. В 644 году возник грандиозный заговор против Сога. Двумя основными заговорщиками, по преданию начавших переговоры во время придворной игры в ножной мяч, были принц Нака, сын предыдущего императора, и Накатоми-но Катамари, предводитель одного из старых традиционных кланов, безуспешно противившихся приходу Сога к власти в прошлом веке. Заговор дозрел к 645 году и увенчался полным успехом. Руководители Сога были преданы смерти, а предводителя разрубили на куски в императорском Зале Советов в присутствии правящей императрицы, матери принца Нака.
После стремительного падения Сога, власть была возвращена императорской семье. Для того, чтобы отметить начало новой эры, было решено, что императрица отречется в пользу своего брата, отца принца Арима, взошедшего на трон под именем императора Котоку. Более вероятным наследником должен был бы быть сам принц Нака, сын предыдущего императора и предыдущей императрицы, однако, по своим личным причинам, он предпочел оставаться принцем крови.[79]
На протяжении долгого периода, в качестве очевидного наследника, принц Нака свои основные усилия направил на проведение Великой Реформы. Эта амбициозная попытка перестроить японское государство по китайскому образцу есть одно из самых важных направлений в японской истории, представляя собой удивительный пример добровольной попытки одной страны перенять политическую, экономическую, юридическую и военные системы, принятые в совершенно отличном от нее обществе. Первая, интенсивная фаза этого движения длилась с 645 по 650 год — период так называемых Годов Великой Реформы, — однако в ней отсутствовал даже малейший намек на спешку, как это было в соответствующие периоды реформ времен Реставрации Мэйдзи или американской оккупации, и это движение продолжалось по крайней мере лет пятьдесят, вплоть до окончания составления определенных кодификаций в VIII веке.
Это была дерзкая попытка переделать Японию по модели страны, отличной практически во всех материальных отношениях, а также и по социальной структуре, традициям и восприятию. Как и можно было бы предсказать, в конечном счете эксперимент оказался неудачным; все же китаизация старой Японии и ее институтов, сколь бы искусственна и незавершенна она ни была, помогла задержать развитие феодальной структуры. Подорвав силы местных кланов и укрепив принцип крепкого центрального правительства, контролируемого императором, который, как и в Китае, мыслился владельцем всей земли и всех людей, реформаторы заложили основу стабильного, преуспевающего придворного общества, плодом чего стал выдающийся расцвет в Нара и Хэйан-кё (Киото). Оговоримся, что ничего из этого не имело и не могло иметь никакого влияния на подавляющее большинство японского народа, жизнь которого оставалась бедной, грязной, жестокой и короткой; и все же, это сделало возможным становление одной из самых оригинальных культур в мировой истории.
Весь самый активный период реформ наследный принц Нака являлся основным действующим лицом в планировании и претворении нового. Теоретически для него было возможным стать императором в любой момент, как только возникло бы таковое желание, однако на протяжении более двух десятилетий он продолжал оставаться наследным принцем. Несколько достаточно веских причин было выдвинуто в объяснение подобной странной сдержанности. Главным традиционным объяснением является то, что, подобно своему великому предшественнику Сётоку Тайси, он считал, что сможет действовать более эффективно без того бремени императорских обязанностей, которое замкнуло бы его на церемониальных и религиозных функциях, — основном долге суверена.[80] Японские историки также предполагают, что он со своим главным советником Накатоми-но Катамари считали нежелательным слишком непосредственно привлекать любого императора к реформаторскому движению до тех пор, пока не станет очевидной необходимость и успешность подобного средства; далее, непосредственное участие принца Нака в кровавом разгроме Сога, возможно, сделало его ритуально нечистым и, таким образом, технически неспособным стать императором и руководить важнейшими синтоистскими церемониями.
При тщательном чтении хроник возникает подозрение, что были еще и достаточно важные причины личного характера, объясняющие многое из происшедшего в тот период, о которых, однако, нельзя было говорить в открытую. Большую часть своей взрослой жизни принц Нака был глубоко втянут в любовную связь с императрицей Хасихито, являвшейся наложницей императора Котоку и, одновременно, его сестрой по одному из родителей.[81] Молодой принц Арима, единственный сын императора Котоку, наверное, мучился, зная (или — подозревая) об этих мрачных отношениях.
Первым признаком неладов в состоянии Японии представляется нам ухудшение отношений между принцем Нака и Котоку, его дядей, которому он сам помог взойти на трон после падения Сога. В начале описания нового правления, хроника изображает привлекательный портрет этого пожилого джентльмена: «[Император Котоку] имел добрый нрав и большую склонность к учебе. Он не делал никаких различий между людьми благородного и низкого происхождения. Он всегда издавал благожелательные указы».[82] В первые годы правления Котоку отношение к нему принца Нака было лояльным и почтительным, однако под конец между ними возникла трещина. Основной причиной