На одной из лучших улиц Лондона стоит роскошный ресторан 'Космополит'.
Множество людей останавливается возле его окон, чтобы подивиться на пышную, богатую обстановку, а больше всего – на людей, что обслуживают ресторан. Среди сотни официантов нельзя увидеть и двоих, которые принадлежали бы к одной нации. Кажется, весь мир, все племена собрались, чтобы служить английским капиталистам. Не только бедному – среднему человеку нельзя было и думать о том, чтобы попасть в этот дворец, где одна лягушечья лапка стоила два рубля золотом. Но тем не менее народу здесь всегда было полно.
Каждую минуту к подъезду ресторана бесшумно подкатывали автомобили и из них выходили веселые, счастливые люди. Вот подъехала компания – двое молодых мужчин и одна женщина. Один из мужчин был штатский, в цилиндре, с моноклем, другой – в форме офицера военно-морского флота. Женщина была хороша собой, лет двадцати двух, с тонким нежным лицом и голубыми глазами. Они вошли во дворец и остановились в большом зале, где на эстраде выступали какие-то африканские танцовщицы. Вокруг стоял гул голосов, время от времени стреляли бутылки шампанского.
Тотчас перед ними явился негр и склонился в поклоне, ожидая приказаний.
– Шампанского и омаров, – велел офицер.
– Нет, подождите, – остановила его женщина, – позовите лучше Манга. Пусть он подает.
– Слушаюсь! – сказал негр и помчался назад.
– Я, сестричка, боюсь, как бы вы не вздумали угощать нас вашими любимыми блюдами: улитками, червяками или еще чем-нибудь в этаком роде. Может, ты уже соскучилась по ним? – сказал штатский.
Грэт засмеялась и погрозила ему пальцем:
– Подожди, может, и тебе когда-нибудь придется лакомиться этими блюдами!
– Не-ет, – ответил брат, – если уж нечего будет есть, так я тогда хоть хлеба с маслом съем.
Между тем к ним приближался Манг. Хотя он в своем ловко скроенном сюртуке был вовсе не похож на прежнего Манга, однако бросалось в глаза, что этот европейский костюм не шел ему. Низкий рост, длинные руки, тонкие ноги все это наследие жизни на воде давало себя знать.
Когда он увидел свою Белую птичку, такую красивую, чистую, в нарядном сером платье и вместе с тем такую чужую, далекую, он не поверил, что когда-то они прожили вместе, рядом много-много дней. Но образы прошлого невольно вставали у него перед глазами: вот он несет ее на руках, убегая от страшной волны, вот они на скале, потом у родителей, потом пять дней в лодке…
– Эй ты, обезьяна! Подай рому! – услышал он у самого уха пьяный голос.
Манг оглянулся и увидел пьяного господина, который уставился на него бычьими глазами.
– Извините, – сказал Манг, – я занят.
– Что?! – гаркнул господин и грохнул кулаком по столу. – Разве я не вижу, что ты идешь с пустыми руками? – И он снова хватил кулаком по столу так, что зазвенели бокалы.
Подскочил старший служащий:
– Извините, сэр! Чем вы недовольны, сэр?
– Что ж это у вас тут делается, а? – заревел тот. – Насобирали обезьян со всего света, а служить не научили: идет с пустыми руками и отказывается принимать заказ. Это же…
С трудом удалось его успокоить. Но в послужном списке Манга появилось еще одно пятно…
Манг подошел к столу Грэт и поклонился. Оба мужчины начали внимательно присматриваться к нему.
– Так вот он какой! – пробормотал военный.
– Ну, как живешь, Манг? – начала Грэт. – Как идет служба?
– Спасибо, мисс. Служу, как могу.
– А я теперь уже не мисс, а мистрис. А это мой муж, капитан военного корабля.
– Видно, так уж тебе на роду написано, сестричка, что важнейшие моменты твоей жизни связаны с капитанами.
– Спасибо за сравнение! – недовольно буркнул муж.
– Не обижайся, Джек, – продолжал брат, – он ведь был не военным, а гражданским капитаном.
Манг стоял и смущенно улыбался. Он хорошо помнил 'торжественную' встречу на корабле.
– А что, Манг, не хотел бы ты вернуться домой? Не жалко тебе своей невесты Мгу? – расспрашивала Грэт.
– На знаю, – ответил Манг после минутного раздумья. – Проведать во всяком случае хотелось бы.
– А мы с тобой, пожалуй, уже не скоро увидимся. Я сегодня ночью еду с мужем в Индию.
Манг и так за эти четыре года видел ее всего раза три, но тут ему почему-то стало грустно. Будучи одиноким в этом чужом многомиллионном городе, он все-таки чувствовал, что где-то здесь есть человек, который знает его, который связан с ним общими переживаниями, воспоминаниями, к которому можно было бы обратиться в случае беды. Это ведь она устроила его в этот ресторан и даже в первый год заплатила хозяевам крупную сумму за его содержание и обучение. И после хозяева считались с нею и, кажется, еще раз получили деньги. Без нее он не продержался бы тут и одного дня. А теперь кто знает, что будет…
– Ну, так принеси нам поужинать, – сказал военный и повторил свой заказ: – Шампанского и омаров.
Когда Манг отошел, офицер обратился к жене:
– Грэт, ты забываешь, что находишься на людях. Разговариваешь с ним, как с равным. Это же неприлично. Что могут подумать люди?
– Это ведь последний раз, на прощание, – оправдывалась Грэт. – Все-таки я обязана ему своей жизнью, а ты – своей женой, – добавила она, лукаво улыбаясь.
– Так ты ведь сделала для него в сто раз больше! Не каждый так отблагодарил бы. Но ведь из этого не следует, что ты должна по-дружески беседовать с этой обезьяной.
– Ну уж, какое там 'по-дружески!' – махнула рукой Грэт.
– Капитан капитану завидует, – вставил брат.
– А тебе лишь бы сострить, – недовольно ответил офицер.
Когда после ужина военный расплачивался, он дал Мангу 'на чай' целых три фунта стерлингов, за что жена наградила его благодарным взглядом.
Манг долго стоял на место и смотрел вслед Белой птичке. А она уже щебетала об отъезде, о путешествии, о знакомых и совсем забыла, что на свете существует какой-то Манг.
Через три дня Манга уволили…
Последним поводом было 'недоразумение' с пьяным господином. Еще важней было то, что его покровительница уехала. А настоящую причину Манг знал и сам: у него не было той изворотливости, ловкости, хитрости, которая требуется от лакеев в таких аристократических заведениях.
И Манг очутился на улице среди тысяч безработного люда – белых, черных, желтых, бурых.
И, слоняясь по туманным улицам Лондона, он часто вызывал в воображении другой город – среди скал, улицы-каналы, морских птиц, кану, свою семью и Мгу.
1927
