– Да на улице, около дверей.
– Когда же ты поправил? – уже громко спросил Андрей.
– Да только что.
– Не может быть! – вскочил Андрей.
– Посмотри сам, – спокойно проговорил Цыбук.
– Ах, чтоб тебя комар забодал! – весело смеясь, воскликнул Андрей. – Я же сам это думал сделать!
Тут же выяснилось, что и Павлик, и Клава тоже имели на примете эту брызгалку, но не хотели пачкаться теперь, во время дождя. Каждый думал сделать это завтра, а Цыбук взял да и перехитрил всех.
Старшие заметили движение среди учеников.
– Что такое у вас случилось? – спросил директор.
– Мы поправили на тротуаре плитку, которая брызгала, – ответил Цыбук.
Тэвэтэтовцы переглянулись, довольные: молодец Цыбук! Сам сделал, сам гоняется за очками, чтобы набрать побольше, а теперь говорит 'мы', от имени всего ТВТ поддерживает честь своей организации. Вот он какой.
– Когда же это вы успели сделать? – спросил вожатый.
– Да только что Цыбук выходил и поправил, – ответил Андрей.
– Это ту самую плитку, что обрызгала Антона Ивановича? – хитро улыбаясь, переспросил вожатый.
– Ту самую! – ответили ему.
Директор от души рассмеялся и обратился к учителю географии:
– Ну, что вы скажете, Сергей Павлович? Видно, придется и нам с вами записаться в ТВТ. А то, как видите, мы отстали от них.
– Да придется уж, – ответил Сергей Павлович. – Только примут ли они нас?
– Примем! – закричали тэвэтэтовцы, гордясь, что выдумка заслужила такое внимание.
– А пока что, – сказал Антон Иванович, – мы обсудим это дело в более широком масштабе и, если согласитесь, предложим некоторые изменения в ваш устав.
Председателем собрания был вожатый. Он начал рассказывать всю историю ТВТ. Говорил он так подробно и с таким подъемом, что присутствующие готовы были подумать, будто он сам додумался и организовал все это дело и был самым заядлым тэвэтэтовцем.
А когда он нарисовал дальнейший путь ТВТ, то десять основателей этой организации только удивленно переглянулись и подумали: 'Смотри, какая штука выходит!'
Потом вожатый внес поправки и дополнения к уставу. Первый пункт он предложил такой:
'Каждый член Товарищества воинствующих техников смотрит хозяйским глазом на все, что видит вокруг себя, и любое повреждение и неполадку, которые он может исправить сам, – сразу же исправляет. Если сам сделать не может, то обращается за помощью к товарищам или сообщает, кому следует'.
– Это будет то же самое, что и у вас, – объяснил вожатый, – только немножко шире. Тут не говорится отдельно о доме и про школу, а сказано вообще, значит, и про наши дома. Не говорится тут и про ремонт, так как есть такие мелкие повреждения и неполадки, о которых нельзя сказать, что они требуют ремонта. Например, недавно в нашей школе был такой случай: кто-то не закрутил водопроводный кран, вода текла себе и текла, а за это время мимо пробежало человек пять, и никто из них не остановил воду. Я не думаю, чтобы кто-то сознательно не хотел закрутить кран. Только они не умели видеть, как это умеют тэвэтэтовцы.
– А такое очко будет считаться? – спросил Цыбук.
– Какое? – не понял вожатый.
– За кран, – ответил Цыбук.
Будто гром прокатился по классу. Смеялись все – и ученики, и учителя, и директор. Цыбук смутился. Когда смех утих, вожатый сказал Цыбуку:
– А тебе все очки не дают покоя? Ну что же, дело неплохое. Ответим мы тебе, если примем еще один пункт, вот этот:
'Каждый член ТВТ должен помнить, что в его деятельности нет мелких, ненужных дел. Каждая полезная мелочь в общей массе составляет большую ценность'.
– Вот теперь и думайте, засчитывать Цыбуку очко или нет, – обратился вожатый к собранию.
Пионеры улыбались и молчали: кто его знает, как тут быть?
– Ну, что скажете? – снова спросил вожатый. Тогда встал Толя и сказал:
– Хотя у нас такого пункта записано не было, но думали мы так же: если дело полезное, то все равно, маленькое оно или нет.
– Правильно! – сказал директор.
Цыбук повеселел, задрал нос и поглядел на товарищей, будто хотел сказать: ну, что?
– Я не записывала бы, что закрутила кран, – проговорила Клава с места.
– А это уже твое личное дело, – сказал вожатый. – Если кто захочет, зачем же ему отказывать? Очков у нас хватит, деньги за них платить не надо.
– Тогда один наберет много очков за мелочи, а другой одно очко за важную работу, – сказал Павлик.
– Вот вы как ставите вопрос! – удивленно проговорил вожатый. – Тогда, если хотите, за более важную работу запишите больше очков. А вообще я должен сказать, что дело тут не в очках и, если хотите знать, даже не в той маленькой пользе, какую вы приносите теперь, а…
Он взглянул на директора и замолчал.
– А в чем? – спросил Яша.
– После скажу, – ответил вожатый.
– Почему?
– После интереснее будет.
– Когда?
– Через некоторое время.
– Сейчас скажите, сейчас, – посыпались просьбы.
– Потерпите немножко, скажу, как придет время, ответил вожатый, видимо жалея, что затронул этот вопрос.
Жалеем и мы, что не знаем, какой это вопрос. Выручил Сергей Павлович он попросил слово. Ученики сразу притихли. Сергей Павлович встал и сказал.
– Вот тут некоторые из вас пренебрежительно высказались о мелочах. Напрасно так думаете. Если одна мышь – не беда, то сто мышей – несчастье. Да что там сто? – иногда и одна мелочь бывает хуже, чем сто немелочей. Я знаю случай, когда человек погиб от маленького кусочка яблока, валявшегося на полу. Человек наступил на него, поскользнулся, да так стукнулся об угол стол или печки, что из-за этого и умер. Вот тебе и мелочь! Многие из нас не обращают внимания на мелочи, так как у каждого есть более важные дела, о которых ему приходится думать. В этом наша беда. А еще большая беда, когда человек думает: это, мод, меня не касается. Остатки этой страшной болезни еще сохранились у нас от прошлых времен, когда каждый думал только о своем. Если у нас в раздевалке оборвется и свалится на пол чье-нибудь 'чужое' пальто, то несколько человек пройдут мимо, пока кто-нибудь подымет. Если мальчик на улице калечит дерево, то иногда пройдут мимо человек десять, и никто не остановит его, так как это 'не их дело'. Тысячи таких мелочей всем нам портят жизнь. Честь вам и слава, что вы первые объявили войну мелочам. Желаю вам научиться замечать их, а еще важнее – никогда не думать: 'это не мое дело'.
Эта теплая и задушевная речь произвела на ребят большое впечатление, а тэвэтэтовцы совсем возгордились. Вожатый внес еще один пункт в устав:
