ГЛАВА 21
Зима царила в Святой земле. Февраль считался месяцем дождей. Тяжелые капли с неприятным стуком бились в окна. Настроение у Валентины было таким же сумрачным, как и сам день.
Пока она в своих покоях расхаживала по полу, покрытому коврами, желтые глаза Шадьяр неотрывно следили за ней. Мысли Валентины уносились к Аламуту – сердцем она была с Менгисом. Так часто в эти недели, что прошли с тех пор, как они в последний раз виделись, представляла девушка себя в его объятиях! Ее больше не мучили сны о безликом возлюбленном, которому она могла бы отдать и сердце, и душу. Теперь у возлюбленного было лицо – лицо Менгиса.
Первый караван с припасами для войска Ричарда отправился из Напура три дня спустя после ее возвращения из Аламута. Проворно и молчаливо федаины проследили за погрузкой продовольствия в повозки и отбыли из Напура еще до восхода солнца. Спустя неделю Валентина получила кошель с золотом – половину платы, полученной от Ричарда. Золото она немедленно отправила в сокровищницу Напура.
Хотя Валентина и испытывала некоторые угрызения совести за то, что подобным образом распорядилась продовольствием, уже проданным Саладину, она постаралась не слишком задумываться об этом. Девушка знала, что поступила так, как должна была поступить. Чувство вины оказалось бы гораздо более мучительным, если б, имея доступ к продовольствию, она позволила бы своим соотечественникам умирать от голода.
Шадьяр подняла голову и посмотрела на вход в комнату у алькова, занавешенного яркой желтой тканью. Несколько минут спустя раздался тихий стук в тяжелую резную дверь.
– Войдите, – сказала Валентина, поскорее собираясь с мыслями.
Перевозка продовольствия держалась в таком секрете, что знала о ней во дворце только Валентина – ей не хотелось обременять и своих друзей определенным чувством вины.
Легкими скользящими шагами в комнату вошла Розалан. Валентина смотрела на свою подругу, удивляясь перемене, происшедшей с той за время жизни во дворце. Теперь молодой бедуинке не нужно было вести тяжкую борьбу за существование, следуя за постоянно перемещавшимся войском, и красота ее расцвела.
Гладкая кожа цвета охры излучала здоровье, игривые темные глаза, блестящие, ясные, выдавали бесстрашие натуры. Большой вкус проявлялся в затейливости наряда. За несколько месяцев жизни в Напуре ноги Розалан, некогда мозолистые и загрубевшие, стали такими же нежными и ухоженными, как и ее хорошенькие ручки. Когда бедуинка двигалась, разнообразные браслеты, которыми она украсила себя в изобилии, обольстительно позванивали.
– Где Ахмар? – нежно поддразнила подругу Валентина. – Обычно он таскается за тобой, как потерявшийся щенок!
Глаза Розалан затуманились, и Валентина поняла, что не стоило ей так говорить.
– Что случилось?
Розалан опустила глаза, не произнеся ни слова.
– Вы с Ахмаром поссорились? – догадалась Валентина.
Как это было похоже на Розалан: с готовностью выложить все, что на сердце!
– Нет, мы не поссорились! Просто мне надоело, что он все время рядом, и я в этом ему призналась. Я прогнала его!
– Прогнала?
– Нет, не из дворца, – поторопилась объяснить Розалан, – а только от себя. У меня есть и свои собственные дела! Его навязчивость стала мне невыносима. Иногда женщине нужно побыть и одной!
Валентина молчала, не зная, что и сказать. Ей было ясно лишь одно: Розалан расстроена. Оставалось только подождать, когда она захочет излить душу.
Опустившись на колени, бедуинка погладила Шадьяр по голове, и огромная кошка перевернулась на спину, подставив живот, чтобы его почесали. Розалан, почесывая, тихо разговаривала с пантерой и посмеивалась над ее проказами.
Валентина взяла со своего туалетного столика щетку и принялась расчесывать волосы. Она всегда была готова выслушать, когда подруга хотела с ней поговорить. Если же у той не возникало такого желания, просить оказывалось бесполезно. Розалан временами становилась самым скрытным человеком из всех, кого только Валентина знала. Проделки Шадьяр наскучили бедуинке, и она, подойдя к туалетному столику, принялась перебирать украшения и флаконы. Выпустив из рук нитку бус, Розалан отошла к окну, печально взглянув на дождь. Выражение лица у нее было такое же мрачное, как этот ненастный день. Она принялась расхаживать по комнате, совсем как делала это подруга незадолго до ее прихода.
Расчесывая волосы, Валентина украдкой наблюдала за Розалан. Что могло так расстроить никогда не унывающую бедуинку. Отчего не находит она себе места? Вдруг Валентина испугалась: неужели Хомед?.. Не раскрыл ли он, что Рамиф мертв? Или же Розалан стало известно о поставках продовольствия крестоносцам? Но кто мог впутать ее в это дело? Мысли метались, страх сжимал сердце. Валентина вскочила и подошла к Розалан, схватила за плечи, повернула к себе и резко спросила:
– Что случилось? В чем дело? Расскажи мне, я не в силах вынести ожидания! Хомед…
Розалан закрыла лицо руками, ее плечи затряслись от безудержных рыданий.
– Нет, нет, не Хомед! – запротестовала она. – Это я!
Постепенно она взяла себя в руки, рыдания стихли, но в глазах застыла нескрываемая боль. Валентина не знала, что и сказать. Из них двоих Розалан всегда была самой стойкой. Она участливо относилась к горестям Валентины и утешала подругу. В конце концов, именно Розалан обладала большим здравым смыслом.
Поступив так, как поступила бы на ее месте сама Розалан, Валентина прижала подругу к себе и позволила выплакаться, прежде чем продолжила расспросы. Утешая друг друга, уселись они на низкий диван, служивший Валентине постелью. Наконец бедуинка вскинула голову и извлекла измятый платочек из выреза кафтана. Судя по состоянию квадратика белой ткани, Розалан уже немало слез пролила, прежде чем пришла к Валентине.
