– Я поползла бы на животе, если б могла только помочь восстановить мир! Я, правда, не вполне осведомлена о сути поручения, но меня просил о том сам король! И в чем бы ни состояло это поручение, я молю Бога, чтобы оно хоть как-то ускорило переговоры и помогло враждующим сторонам заключить мир.
– Можно подумать, Ричард Львиное Сердце не обошелся бы в таком важном деле без участия женщины! Война – занятие мужчин, и женщинам не стоит вмешиваться.
Валентина задержала на старухе многозначительный и долгий взгляд.
– Однако, сам мир, а значит, и переговоры о мире – дело именно женщин! Помоги же мне одеться, время не ждет!
Пройдя через дверцу в стене, окружавшей сад, и очутившись на пыльной дороге, Валентина обратилась с вопросами к сопровождавшему ее стражнику. Молодой человек, казалось, ничего не знал о поручении, кроме того, что должен доставить придворную даму к тюремной башне и оставить ее там.
В душе Валентины возникла тревога. Столько вопросов осталось без ответа! Как узник передаст ей послание? Как она узнает, что дальше ей надо делать?.. Отбросив сомнения, девушка напомнила себе, что Ричард рассчитывает на нее. Она даже понимала, как ей казалось, ход его рассуждений: женщина рядом с тюремной башней не вызовет подозрений.
Валентине и раньше случалось видеть женщин, толпившихся у тюремных стен в надежде хоть краем глаза взглянуть на мужа, сына или возлюбленного. Поэтому она и велела Сине дать ей поношенное платье из темно-коричневой шерсти, которое та носила, работая по дому. Тонкая рубашка, надетая под платье, спасала спину от прикосновений грубой ткани, но все равно чувствовалось: рубцы снова стали кровоточить во время ходьбы, и теплые струйки крови потекли по спине.
Когда Валентина со своим провожатым добралась до тюрьмы, отвратительная вонь немытых тел и нечистот показалась ей нестерпимой. В это утро здесь почему-то наблюдалось особенное оживление. Повсюду сновали воины Ричарда, но девушка решила, что беспокоиться не стоит – с чего бы это ей бояться воинов короля?
Стражник оставил ее в тени одной ниши. Глядя ему вслед, Валентина почувствовала сильное желание окликнуть своего провожатого и попросить его отвести ее обратно во дворец. Холодок страха пробежал по спине. За стенами башни что-то происходило: слышался топот ног и мольбы о пощаде.
Валентина застыла в нерешительности, как вдруг широко распахнулись тюремные ворота и появилась толпа несчастных узников, окруженных вооруженными воинами короля. Они прошли мимо нее: кто плакал и сокрушался, а кто воздевал руки к небесам, вознося молитву Аллаху, но никто не собирался передавать ей никакой записки.
Все пространство за городскими стенами вскоре оказалось заполнено пленниками: мужчинами, женщинами, детьми. Их сгоняли в кучки вооруженные всадники.
Когда открылись массивные городские ворота, в толпе мусульман раздались радостные возгласы. По взволнованной речи пленников Валентина догадалась, что эти необычные обстоятельства они восприняли как близость грядущего освобождения.
Воины двигались вдоль рядов мусульман, надевая им на запястья наручники и сковывая людей группами по пять-десять человек. Некоторые из мусульман спрашивали воинов, почему их заковывают, если свобода так близка, но по каменным лицам стражей ничего понять было нельзя.
Валентина, как и все, недоумевала, что все это значит, но недоумение рассеялось, когда она заметила крупного золотистого коня – Флавела, боевого скакуна Ричарда Львиное Сердце. Рыцари приближались, и придворная дама застыла в нише, служившей ей укрытием, надеясь поймать одобрительный взгляд огненноволосого рыцаря.
Саладин выехал на вершину холма. Отсюда открывался вид на Акру. Он опередил свой отряд, так как решил, что его люди едут слишком медленно. Что-то носилось в воздухе, Саладин ощущал это.
Белый тюрбан, надвинутый на густые брови, подчеркивал серебристые нити в аккуратно подстриженной бороде. Глаза, устремленные на лежавший внизу город, хранили мрачное и печальное выражение. Война была не по душе Саладину. В душе он всегда оставался поэтом и ученым, но судьба оказалась немилостива к нему, поставив во главе мусульманских войск.
Розовые лучи зари скользнули по серым крышам, предутренний ветерок налетел из пустыни и натолкнулся на каменные стены. В сухой ласке его дуновений таилась тревога.
По рождению Саладин был курдом, родом с холмов на севере страны, где патриархи все так же, как в старину, правили кланами. Его народу были знакомы законы меча и преданности. Курды считались арабами, но все же держались несколько в стороне от остальных народностей, причислявших себя к арабам. Они не нарушали данного слова, и любой, кто разделил с ними трапезу, мог быть уверен, что ему не угрожает опасность от руки, предложившей пищу.
Курды, верные последователи Мухаммеда, по своим природным наклонностям являлись бесстрашными воинами. Саладин же отличался от своих сородичей тем, что не любил сражаться просто ради сражений. Учтивый и сдержанный, он избегал ссор, а страстность натуры направлял на изучение рукописей и увлечение прекрасными лошадьми.
Благодаря своей учености и тому, что успешно проявил свой талант военачальника во многих столкновениях с враждебными ему калифами и их войсками, Саладин получил имя Малик эн-Наср – король-победитель. Чтобы защитить веру своего народа и объединить разрозненные государства Ближнего Востока, он собирался развернуть джихад, священную войну. Туркмены, курды и арабы должны были пойти за ним против завоевателей, неверных, христиан. Все мусульмане прислушивались к слову Пророка.
Война, по мнению Саладина, была черным делом, которое приходилось выполнять каждому правителю, но удовольствия в разрушении он не находил. Напротив, Малик эн-Наср мечтал о вечном мире между владыками исламских государств. Однако Саладин знал: прежде всего он должен собрать все силы и, направив объединенные усилия против христиан, победить их.
Порыв ветра взметнул ярко-желтый плащ, наброшенный на плечи. В полном одиночестве стоя на вершине холма, с которого открывался вид на Акру, Саладин стал свидетелем зрелища, леденящего душу.
Его единоверцев вывели из огромных городских ворот за высокие степы. Он беспомощно взирал на происходящее, словно завороженный открывшейся перед ним картиной. Саладин вдруг резко обернулся в седле, надеясь увидеть свое войско. Намного опередив остальных, он не смог даже разглядеть на горизонте
