Резня осуществлялась вразнобой, как попало. Раненые и умирающие лежали в крови своих близких, но освободиться не имели возможности, так как были прикованы к мертвым.
Саладин, одинокий всадник на вершине холма, смотрел на уничтожение двадцати семи сотен своих единоверцев.
Наконец мусульманский отряд показался на горизонте. Паксон ехал рядом с Мештубом, раздумывая, как бы послать весточку Валентине, чтобы встретиться с нею в городе.
За время долгого путешествия по пустыне в составе войска Саладина он успел рассказать другу о своих намерениях и событиях предыдущей ночи. После замечания Мештуба о том, что, по его мнению, намерение султана вмешаться в дела женщин-христианок просто безумно, между друзьями установилось неловкое молчание.
Глянув на своего соратника, Паксон заметил, что тот смотрит в небо. Проследив за его взглядом, он увидел темные стаи птиц, закруживших над Акрой. Стервятники!
Некоторые из всадников тоже заметили необычное скопление птиц – вестников смерти – и стали выдвигать различные предположения и догадки. Пришпорив коней, они поехали быстрее.
Все были охвачены необъяснимым предчувствием чего-то ужасного. Торопя коней, воины преодолевали последний участок пустыни перед грядой холмов, где их любимый и почитаемый предводитель застыл, как одинокий часовой на страже.
Алчные крики хищных птиц резали слух и сливались с криками ужаса, доносившимися с равнины. В безумном гневе мусульманские всадники ринулись на крестоносцев, и прежде чем резня пленников была завершена, скрестились мечи воинов Малика эн-Насра и английского короля.
Нападавший уже лежал рядом с оборонявшимся, палач рядом с жертвой, но бой все продолжался. Лучники стояли у стен Акры, свистели стрелы, восточная длинная сабля со скрежетом обрушивалась на западный боевой меч, копье натыкалось на щит, и кони ржали, спотыкаясь о мертвецов.
С вершины холма ринулась конница Саладина – его лучшие военачальники в ярко-желтых плащах, самые искусные воины, их называли гвардией Малика эн-Насра. В передних рядах скакал сам Саладин.
Словно по сигналу трубы, возвестившей о прибытии Саладина, битва прекратилась, и из ворот Акры выехали Ричард Львиное Сердце и Филипп. Король Франции зажимал нос перчаткой.
Мусульмане и христиане сомкнули ряды, наблюдая за встречей своих предводителей. Ричард высоко держал голову, полуденное солнце поблескивало в его золотисто-рыжих волосах. Саладин сидел в седле прямо, закутавшись в свой желтый плащ. Филипп согнулся пополам, его тощее тело сотрясалось от приступов рвоты.
Паксон и его соратники были настороже, опасаясь обмана и западни со стороны христиан. Султан отметил, что Львиное Сердце ведет себя неприязненно и враждебно, бешено жестикулируя. Саладин же неподвижно застыл в седле, не произнося ни единого слова.
Спустя несколько мгновений английский король в сопровождении побледневшего Филиппа Французского, повернув своего золотистого жеребца, скрылся за стенами Акры. Трубач подал сигнал к отступлению, и крестоносцы недовольно потянулись в город, унося убитых и раненых товарищей. Мусульманские всадники продолжали молча наблюдать за происходящим. Ворота Акры оставались открытыми, и Саладин дал соратникам знак приблизиться.
– Ричард Львиное Сердце сегодня опозорил свое имя, – звучный голос Саладина звучал сковано от напряжения. – Никто не знает это лучше самого Малика Рика. И перед лицом своего Бога он преступник, потому как, поклявшись Святым Крестом, он нарушил свое слово, – глаза предводителя мусульманского войска казались бездонными черными озерами печали. – Я хочу, чтобы все мои соратники знали: я никогда не опозорю свое имя подобным образом. Мы не выместим злобу на наших христианских пленниках, нет! Покрыть себя таким позором означало бы очернить имя Пророка, но воздержаться от мести – это подчеркнуть бесчестие, которым покрыл себя Малик Рик.
Саладин сжал зубы, пламя праведного гнева горело в его глазах.
– Пойдите, подберите наших людей! Мертвых, полумертвых и тех, над кем смилостивился Аллах. Не оставьте никого из мусульман! Проследите, чтобы те, кто умер во имя Аллаха, были достойно погребены по законам Пророка.
Придерживая развевающийся на ветру плащ, Саладин повернулся и поехал в пустыню. Его спина не согнулась под тяжестью горя, но сердце было разбито увиденным в этот день, когда Ричард вписал свое имя в анналы бесчестия.
ГЛАВА 7
Валентина с трудом приоткрыла глаза, чувствуя в голове мучительную боль. Чьи-то милосердные руки погладили ее по лбу, и что-то прохладное и влажное прижалось к губам. Она с радостью открыла рот, позволив влаге смочить пересохший язык и небо. Хотелось пить и пить до бесконечности, но мягкий женский голос посоветовал не торопиться. Женщина говорила на диалекте арабского языка, и Валентина постаралась сосредоточиться.
– Бедная голубка, отдыхай же теперь! Ты в безопасности, и я позабочусь о тебе.
Валентина заглянула в темные глаза девушки, чуть старше нее самой.
– Кто ты? Где я? – прошептала она голосом, хриплым от волнения, глаза беспокойно перебегали с лица девушки на незнакомую обстановку.
– Чшшщ, не бойся! Меня зовут Розалан, а находимся мы в лагере войска Саладина. Тебе не причинят вреда, клянусь! Бедная голубка! Надо тебе отдохнуть! Спи! Я посижу с тобой.
Нежная забота Розалан и ласковый голос благотворно подействовали на Валентину, и девушка закрыла глаза, слишком измученная, чтобы удивляться, как же она оказалась в военном лагере мусульман с бедуинкой в качестве сиделки.
Когда она проснулась спустя несколько часов, Розалан все еще была рядом, сочувственно поглядывая на нее. Валентина слабо улыбнулась и попыталась сесть. Бедуинка снова уложила ее, и обессилевшей девушке пришлось покориться. Голова болела, глаза заволакивала пелена. Собравшись, наконец, с силами, Валентина спросила, как очутилась в этом полутемном шатре.