Усаживаясь за стол, девушка слышала приглушенный гул мужских голосов. Один из гостей порывисто встал, собираясь уйти.
– Не совершайте столь необдуманного поступка, отважный воин, ибо эмиру станет о нем известно, – вкрадчиво проговорила Валентина.
На протяжении всей трапезы, пока мужчины ели – согласно обычаю, женщины вкушали яства последними, – Валентина поддерживала беседу с гостями. Низкий голос звучал очень чувственно. Мужчины слушали и отвечали, вздыхая. Только лицо Паксона оставалось невозмутимо, темные глаза были непроницаемы.
О чем он думал? – «Долго ли еще будет продолжаться, эта трапеза?»
Волнение и беспокойство снедали Валентину. Казалось, она была на грани обморока. Почему Паксон ничего не говорит?
Саладин обратился с вопросом, и Валентина вернулась к беседе.
– Понравился ли эмиру мой подарок? – спросил предводитель мусульман.
Девушка улыбнулась, сапфировые глаза сверкнули над яшмаком драгоценными камнями.
– Эмир хотел знать, почему ты прислал ему белую пантеру, тогда как он хотел получить всего лишь корзину персиков. Детеныш пантеры поручен моим заботам, и, уверяю тебя, его опекают с любовью.
Валентина снова улыбнулась, и ее взгляд упал на черную пантеру у ног Паксона.
– Эмир попросил меня проводить тебя в его покои после ужина, прежде чем ты отправишься отдыхать. Он хочет поприветствовать тебя.
Саладин взглянул на Паксона и тихо спросил:
– Видел ли ты когда-нибудь более красивую женщину? И где только этот лис Рамиф раздобыл ее, и что она делает здесь, занимая его место во главе стола? Это неслыханно!
– Твой язык говорит то, что диктует гнев, опережая здравое рассуждение, о великий предводитель! – вмешалась Валентина. – Спроси, что ты хочешь знать, и я отвечу! Досужие домыслы хороши лишь для глупцов и неразумных детей. Слишком часто люди принимают решения, основываясь на ложных представлениях.
– Для женщины у тебя слишком смел язык, – спокойно заметил Саладин, поглаживая короткую бороду пальцами, унизанными кольцами.
– Ты так думаешь? – сердито спросила Валентина. – Можно с уверенностью сказать, что поручение возглавить Совет дает определенные преимущества, не так ли? Разве в ваших войсках иные порядки? Находясь в этом дворце, все вы должны относиться ко мне с почтением. Эмир желает поговорить с тобой, Малик эн-Наср, и я провожу тебя к нему. В дальнейшем все вопросы вы будете решать через меня, – она поднялась из-за стола. – С этого момента и до окончания Совета вы будете говорить со мной и только со мной. Прошу выказывать мне уважение, которого требует эмир. Я вас внимательно выслушаю и выполню просьбы, если сочту их разумными.
Произнося свою речь, Валентина сверлила Паксона взглядом, надеясь, что он хоть как-то выкажет свое отношение к происходящему, однако темные глаза сарацина оставались непроницаемыми, даже когда он смотрел в спину выходившей из зала девушки. Повелитель мусульман следовал за ней, вдыхая аромат благовоний, которым веяло от красавицы.
– Что это было? Клянусь именем Аллаха… – после ухода Валентины и Саладина собравшиеся взбудораженно обсуждали происшедшее.
Паксон слушал молча, лишь легкая улыбка изгибала уголки его губ. Валентина, конечно же, христианка, но что плохого мусульманам может сделать? Она всего лишь женщина! И Рамиф – замечательный человек. Никоим образом не может эта девушка представлять угрозу для войска Саладина.
С того дня резни под стенами Акры Паксона все меньше и меньше будоражили воспоминания о придворной даме королевы, но забыть Валентину совершенно он не смог – ее глаза, становившиеся сапфирово-голубыми от счастья, и этот рот… Даже сквозь яшмак можно было разглядеть чувственные губы, теплые и влажные. До сих пор он помнил их нежность и сладость.
Паксон старался принимать участие в общей беседе, но его мысли вновь и вновь возвращались к Валентине и воспоминанию о том, как высоко вздымалась ее грудь под тонким шелком отделанного черным янтарем наряда.
Саладин следовал за стройной девушкой по мраморному коридору, и смутное волнение будоражило его. Легкое покачивание узких бедер заставляло сильнее биться сердце. Высокая и тугая грудь, обтянутая тонкой тканью, пробуждала сладострастные желания.
Валентина распахнула дверь комнаты эмира и отступила в сторону, пропуская вперед повелителя мусульман. Она заметила долгий взгляд, коснувшийся ее груди, – так смотрел когда-то Паксон. Что сейчас делает султан Джакарда? О чем думает? Не рассказывает ли остальным, кто она такая на самом деле?
– Кади, пришел Малик эн-Наср, – проговорила девушка, направляясь к огромной кровати, на которой возлежал эмир.
– О, нас посетил великий воин? – сердечно рассмеялся Рамиф.
Хорошо изучившая старика, Валентина сразу поняла по его голосу, что эта беседа будет стоить ему многих сил.
– Как прошел пир? Понравились ли яства твоей утробе и насладились ли глаза созерцанием красоты этой прелестной женщины? Не трудись отвечать! – пошутил он. – Я слишком хорошо тебя знаю! Глаза у меня уже не так остры, как раньше, но я читаю все в твоей душе по-прежнему, как делал это, когда мы оба были помоложе.
Саладин склонился перед эмиром в почтительном поклоне, задумчиво оглядев старика, возлежащего на кровати.
– Ты хочешь сказать, что глаза твои уже не те, что прежде? Когда-то зрение у тебя было острее, чем у сокола!
