ни хуя не выходит. Как ни бейся, а все ситуация так себе. Прибыли нет. Да хотя бы по ставке рефинансирования проценты с моих бабок посчитать, и то толк был бы…
– Знаешь, если бы мы кредит искали, то это совсем другое дело, – Казак совсем вышел из себя. – Нам же инвестиции были нужны. Партнер сильный, мать его! Что ты, Женя, опять со своими процентами?
Евгений даже подскочил от злобы. Пухлое лицо его исказилось, руки сжались в кулаки.
– Хули ты меня лечишь! – неожиданно заорал он. – Я со своей стороны все условия выполнил, капусту слил подчистую. Где теперь мои деньги? В этих ваших щитах говенных?
– Отчего же говенных, – мне стало немного обидно, с другой стороны, надо было постараться предотвратить практически свершившийся конфликт, – у нас заполняемость семьдесят процентов!
– По хую мне твоя заполняемость, – Женя неожиданно громко стукнул кулаком по столу, – мне бабки нужны!
«Куда тебе их девать-то? – подумалось мне. – Ты же свой уровень потребления достиг еще лет пять тому назад. Появилось бабло – купил сталинскую квартиру. Потом набил ее под завязку дикой мебелью в стиле неоклассики. Потом подарил престарелым родителям загородный дом. Огромную такую деревенскую избу в пять этажей, с камином, гаражом и биллиардной. Ты несколько раз в год ездишь отдыхать на Канарские острова, ебешь элитных проституток и с достоинством водишь свой бычий автобус».
– Нам они, что ли, не нужны? – я попытался говорить спокойно, но при этом якобы с пониманием трудностей собеседника.
– Мы, между прочим, за твои эти бабки двадцать четыре часа в сутки горбатимся, – Казак, как всегда, погорячился.
– Да ты что?!! Ну, спасибо!
Я подумал, что – еще мгновение – и Женя бросится на Казака.
…Бешенство диким зверем ворвалось в мое сердце. Неожиданно для самого себя я вскочил с места и нанес инвестору серию коротких прямых ударов правой. Первый из них пришелся прямо в переносицу. Что- то неприятно хрустнуло, Женя замычал и попытался уклониться, но и последующие удары настигли цели. Евгений Викторович попытался прикрыть лицо руками. Неуклюже. Кровь сочилась из его разбитого носа. Неожиданно захотелось острым опасным лезвием вскрыть эту рану. Сделать ее глубже и шире. Вовсе содрать с инвестора кожу…
«Как же ты заебал! – заорал я. – Чего ты нас вечно нагнуть пытаешься, видишь же, что и так пашем как проклятые! Я не для того десять лет в этом дерьме ковыряюсь, чтобы всякие крестьянские дети…»
«Ублюдок жирный! Ему замеси да в рот положи, дай яичко, да еще и облупленное!» – Коля ударил инвестора ногой, Женя с подавленным стоном мешком рухнул на пол и затих. Мы с Казаком в растерянности посмотрели друг на друга…
– Ну все, хорош языками чесать, – Женя встал из-за стола, подошел к двери и выглянул в коридор, – сами предложили в восемь начинать, а уже без пятнадцати девять. Куда Аркатов спрятался?
Я провел рукой по глазам. Надоели мне эти видения. Я порой так увлекаюсь, что просто теряюсь и не до конца понимаю, где реальность, а где вымысел.
На вторую половину дня был запланирован обед с вновь назначенным директором территориального рекламного агентства Южного округа Цветинским. Мы с Колей приехали в Settebello чуть раньше и выбрали столик поуютнее. Я, по привычке, заказал пармскую ветчину с дыней и суп страчателла. Казак долго мялся, несколько раз повторял, как он ненавидит эти ебаные пафосные кабаки, мудаков-чиновников, из-за которых приходится часами лицезреть фальшивую лепнину и не менее фальшивые улыбки халдеев, итальянскую кухню в целом и суп страчателла в частности. Я немного напрягся. У Казака наблюдался самый натуральный отходняк. Он потел, дергался и злился. В конце концов мой друг все же сподобился и заказал банальнейшие спагетти карбонара. И бутылку недорогого красного вина, конечно. Наконец появился Цветинский. Тощий, дерганый, лет сорока – сорока двух, с всклокоченными черными волосами и смуглым, казавшимся чумазым лицом, Цветинский походил на средней руки черта из детской сказки. Я отметил, насколько некрасивые у него пальцы. Такие руки бывают у потомственных крестьян, привыкших всю свою недолгую жизненку ковыряться в земле. «Откуда-то из Саратовской области», – решил я.
– Я раньше, значить, в Саратове работал, в областной администрации, – первым делом заявил чиновник.
«По ходу, во мне телепат не слабый пропал», – подумал я.
– Реклама для меня дело новое, – Цветинский улыбнулся, обнаружив несколько золотых зубов. – Ну, я думаю, справлюсь. Разберусь.
Саратовский крестьянин посмотрел на нас настороженно. Неодобрительно. Мятый, по-моему, даже чем-то попахивающий костюм Казака, напротив, отчаянно выглаженный, безукоризненно чистый мой, запах перегара от Коли и Higher Dior от меня, Колина бородка, мое кольцо от Tiffany. «Ублюдки, – наверняка подумал он, – один алкаш, другой пидар. Или оба. Вот работа, со всякой сволочью дело иметь. Их бы в деревню мою родную, в поле…»
– Раз вы в целой области справлялись, то здесь и подавно, – я поднял бокал, приглашая выпить.
Цветинский недоверчиво посмотрел на бутылку вина.
– От этой бурды только лобешник болить, – пробормотал он себе под нос и закрутил головой в поиске официанта. Подскочившему чернявому халдею чиновник заказал водки и «пиццу, какую посытнее».
– Сергей Степаныч, – Коля не выдержал столь долгого и утомительного вступления, – мы с вашим предшественником всегда хорошо ладили. У нас тут один вопросик есть, позволите?
– Конечно-конечно, – своими ужасными кургузыми ручонками этот вандал схватил (о, ужас!) мою пачку и выскреб, сразу показавшуюся нелепой, сигаретину.
– Во-первых, нам бы двадцать – тридцать мест под установку щитов получить? – Коля допил свой бокал и сделал официанту жест наполнить снова.
Цветинский проследил за официантом. Помолчал. Затушил едва прикуренную сигарету.
– Разветь это возможно? – произнес он раздумчиво, как бы спрашивая сам себя. – В столице и так, значить, перенасыщенность рекламными поверхностями.
– Это точно, – поддержал его я, – но ведь кое-что можно найти?
Я точно знал, что это назначение Цветинский купил. Не ясно только, кто за ним стоял. Вряд ли у мелкого чиновника из Саратова имелась необходимая сумма. Если его проспонсировало некое рекламное агентство, мы в пролете. Все места отойдут им. Только если это не дружественное агентство. Или, если этого мудака не попытаться переподкупить. Вот только сумма сделки могла быть неслыханная.
– Не, – Цветинский со вкусом жахнул рюмку водки и закусил маслиной из тарелки моего компаньона. Коля с удивлением посмотрел на чиновника, но промолчал.
– Неужели нет никакой возможности? – Я не терял надежды.
– Не, – Цветинский, не дожидаясь официанта, налил себе вторую. Его на удивление нескладная фигура, общая неряшливость и ужасная манера разговаривать вызывали отвращение.
С ненавистью глядя в его ничего не выражающие глаза, я сказал:
– Мы же отблагодарим, каждый труд нуждается в поощрении.
Цветинский снова выпил и на этот раз закусил только принесенной пиццей. Весь этот процесс вызвал у меня необъяснимую тошноту. Я отодвинул в сторону недоеденную ветчину и одобряюще улыбнулся чиновнику. «Поезжай обратно, в колхоз, там тебе самое место», – подумал я.
– Знаете что, – Сергей Степанович с неприязнью отложил, даже скорее отбросил в сторону вилку с ножом и схватил пиццу руками, – вы, значить, съездите в фирму «Оникс», к Петру Вениаминовичу Шодину. Знаете такого?
– Конечно, это наш близкий друг… – Коля заказал еще одну бутылку вина. Я озабоченно посмотрел на своего друга. Лицо его порозовело. Движения стали более резвыми. Но в глазах появился какой-то недобрый лихорадочный блеск.
– Ну и хорошо, – Цветинский кивнул, – по всем вопросам с ним поговорите. Петр Вениаминович и я – считайте, одно лицо!
Все встало на свои места. Хитрый эфэсбешник Шодин купил себе карманного чиновника. С одной
