представить себе не мог, в какую нелепую ситуацию он угодит, и самое главное – как странно эта глупая ситуация будет связана с его собственным прошлым. Ирония господина Ивая, с которой тот воспринял когда-то обряд экзорцизма и которую Хиротаро с такой легкостью тогда поддержал, извернулась теперь длинной многолетней змеей, распрямила свои давние кольца и ужалила его самого, словно только и ждала подходящего момента все эти долгие годы. Кропотливое изучение медицины в Киото, а потом в Париже, бесконечные научные поиски, сложнейшие и принципиальные споры с коллегами – все это теперь не имело никакого смысла. Перед ним стоял упрямый русский мальчик, который хотел, чтобы потомок павшего самурайского рода, доктор медицины Миянага Хиротаро изгонял злых духов.
– Чего замолчал-то? – повторил Петька. – Пошли.
– Я не могу, – покачал головой Хиротаро. – Я уценый.
– Ну и что с того, что ученый? Тебя молиться, что ли, не научили? Пошли, я тебе зеркальце подержу.
Петька снова потянул его за руку, но тут же остановился.
– Нет, стой! К бабке Дарье сначала зайдем. У меня там бог лежит ваш. Такой, знаешь, с руками. Возьмем – вдруг пригодится.
* * *
Оставив японца во дворе и строго-настрого наказав ему не двигаться с места, Петька осторожно вошел в дом. Он знал, что дед Артем сейчас у Валерки, а значит, бабка Дарья была опасна вдвойне. Без отвлекающих маневров деда она могла нанести сокрушительное поражение любому противнику. Воевать с Петькой у нее сейчас особых причин вроде не было, но хороший командир к бою готов всегда.
Стараясь не скрипнуть ни одной половицей, Петька прошел из сеней в большую комнату. Несмотря на то что на столе горела керосиновая лампа, самой бабки Дарьи в комнате не было. Петька затаил дыхание, прислушался, а потом двинул в спальню. Дед Артем держал многорукого бога под кроватью в куче шпаклевочного тряпья. К рабочим материалам деда бабка Дарья никогда не совалась, поэтому бог там был в полном ажуре. В любом другом месте он мог запросто недосчитаться пары своих китайских рук, а то, глядишь, и башки. Чужую веру бабка не уважала.
Оставленный во дворе Хиротаро послушно стоял на месте, изредка отмахиваясь от комаров. Их звонкое напористое гудение было похоже на странную музыку, в которую время от времени вплетались долетавшие издалека грубые крики, обрывки мелодии, собачий лай, чей-то смех и жалобный плач младенца. Все эти разрозненные, казалось бы, звуки по каким-то непонятным законам сливались в единое целое, и Хиротаро прислушивался к ним, неожиданно для себя наслаждаясь этой неуклюжей и одновременно восхитительной ночной симфонией.
Внезапно общую гармонию нарушили посторонние звуки, которые доносились из небольшого сарайчика. Хиротаро насторожился и различил едва слышное металлическое позвякивание, плеск воды и даже шум какой-то борьбы. В следующее мгновение от мощного удара изнутри дверь сарайчика распахнулась, и оттуда с громким перестукиванием копыт выскочили несколько перепуганных коз. Обогнув безмолвно стоявшего Хиротаро, они сначала разбежались по всему двору, а затем, белея в темноте своими хвостами, дружно кинулись в маленькую калитку.
В дрожащем свете лучины, воткнутой между бревен сарайчика, Хиротаро увидел стоявшую на коленях, безобразную, как маска демона, старуху, которая пыталась что-то утопить в большом жестяном ведре. То, что она пыталась топить, изо всех сил ей сопротивлялось, разбрызгивало во все стороны воду, рычало и тонуть явно не собиралось.
Старуха подняла голову, чтобы посмотреть, куда умчались ее козы, но вместо них вдруг увидела стоявшего посреди ее двора японца. Эта картина оказалась для нее до такой степени неожиданной, что она замерла на мгновение, всплеснула руками, из-за чего из ведра тут же выскочил большой черный щенок, и пронзительно закричала.
Так в классической пьесе театра Но кричат демоницы, сменившие маску дэйган на маску хання. Ревность или жажда мести терзает им сердце, и даже самый ужасный крик не в силах выразить обуревающую их боль.
Мокрый щенок, роль которого в этой пьесе была окончена и который мог теперь спокойно удалиться за кулисы, отряхнулся, веером разбрызгивая воду по сторонам, чихнул и неторопливо побежал к дому. Навстречу ему на крыльцо вылетел Петька. Крик бабки Дарьи пробудил в нем самые нехорошие предчувствия, поэтому, даже не будучи поклонником театра Но, он выскочил из дома как ошпаренный. В левой руке он держал фигурку многорукого бога.
– Ты чего? – заорал он на бабку Дарью, в одно мгновение охватив взглядом и своего мокрого питомца, и ведро с водой, и стоящую перед ним на коленях утомленную внезапным испугом демоницу. – Ты зачем?
– Японец! – прохрипела бабка Дарья, ткнув пальцем в сторону застывшего посреди двора Хиротаро.
– Да знаю я, что японец! Ты зачем щенка моего топила?
– Щенка? – повторила бабка Дарья, уже приходя в себя и начиная соображать в привычном для нее ракурсе. – Я те покажу щенка!
Она закряхтела и с трудом поднялась на ноги.
– Я те щас такого щенка задам – ты у меня кверх тормашками лететь будешь!
Для острастки она пнула ногой ведро, опрокинув его, а Петька подхватил свободной рукой волчонка и на всякий случай переместился ближе к воротам.
– Волка в дом приташшил, – продолжала бабка Дарья, наступая на него и угрожающе размахивая пустым ведром. – Вишь, чо удумал! Дуру себе нашел! Потапиха давеча зашла и сразу сказала – волк у тебя. Ефим-то у нее охотник был. Думаешь, если я, старая, не вижу – так никто не поймет? Захлестну засранца!
Она постепенно подобралась к Петьке на дистанцию прямого удара и широко замахнулась ведром.
– Беги! – закричал Петька японцу, ныряя в распахнутую козами калитку. – Драпай! Чего стоишь?!!
Хиротаро сорвался с места и, неуклюже раскачиваясь, побежал следом за Петькой. Позади них звонко грохнулось об землю пустое ведро.
– Захлестну! – вопила на всю Разгуляевку бабка Дарья, и крик ее поднимался удивительным по красоте крещендо в бесконечной ночной симфонии.
* * *
– Если б не ты, она бы его точно кокнула, – сказал Петька, переводя дыхание, когда они отбежали подальше. – Ты чем ее так напугал?
– Я не знаю, – сказал Хиротаро. – Я стояр…
– Ну и молодец, что стоял. Благодарность тебе от лица командования. Видал, чего у меня есть? – он показал японцу многорукую статуэтку. – Щас всех твоих духов прогоним, и будет Валерка живой.
Петька заметил невдалеке одну из бабкиных коз и засмеялся:
– Пусть теперь до утра их собирает. По всей деревне разбежались, дуры.
Они молча прошли несколько шагов, и Петька заговорил снова:
– Слышь, а этот бог как называется?
– Это богиня Каннон.
– Богиня? – удивился Петька. – А я думал – мужик.
– Он в Китае музской пол… В Индии тозе…
– Ну вот, а говорил – ничего про это дело не знаешь. Тоже любите прибедняться. Ты лучше скажи – на фига ей столько рук?
– Памагать, – отрывисто сказал Хиротаро.
– Кому помогать?
– Всем.
Петька помолчал, прикидывая, что восьми рук на всех явно не хватит и что японец крепко загнул, но вслух говорить ему об этом не стал. Тому предстояло серьезное дело, и сбивать его с правильного настроя своими сомнениями Петька не хотел. Под руку ведь только последние гады говорят, а Петька гадом никогда не был. К тому же он и сам любил прихвастнуть – с кем не бывает. Да и затея со всеми этими руками ему очень нравилась. Он быстро представил себе, кому бы он помог, окажись у него восемь рук, а кому накостылял бы по шее, и после этого, вполне довольный собой, молча зашагал дальше.
