Казалось, Агнес была единственной женщиной, с чьим мнением он считался.
Джессика решила удалиться пораньше. Возбуждение, вызванное приездом Мосса, оказалось для нее слишком большим.
– Как чудесно, что ты дома, Мосс. Надеюсь, это принесет всем нам счастье в новом году. – В глазах Джессики застыла печаль, вызванная не только тревогой матери, сын которой уходит на войну.
Мосс прижал руку матери к своей груди и наклонился поцеловать ее напудренную щеку.
– Когда-нибудь так оно и будет, мама. Спи спокойно, а утром я к тебе зайду.
– Я поднимусь с вами, Джессика, – предложила Билли, глянув на Мосса. Конечно, через несколько минут он последует за нею.
Билли помогла Джессике облачиться в ночную рубашку, уложила свекровь в постель, а затем прошла в свою комнату и с облегчением разделась. Какая-то ирония крылась в том, что всего несколько месяцев тому назад она была бы до смерти рада паре шелковых чулок, а теперь, когда они стали частью ее повседневного гардероба, не могла дождаться вечера, чтобы снять их. Резинки врезались в тело, а кончики пальцев на ногах словно расплющивались.
Она набрала ванну, чтобы быстро вымыться, надела одну из своих ночных рубашек, а сверху накинула подходящий по цвету пеньюар из тонкого бледно-голубого кружева. Билли с трепетом вспомнила, как спала с Моссом совсем голая или, самое большее, в одной из его теннисок. Обтягивающий трикотаж и не сойдется теперь на ее выпирающем животе. Некоторое время Билли расчесывала щеткой волосы, пока они не начали потрескивать, потом нанесла чуть-чуть одеколона на шею, запястья и ложбинку между грудями и стала ждать Мосса.
Часы на тумбочке у кровати показывали два тридцать – должно быть, она заснула. Помнилось, всего на несколько минут склонила голову на подушку. Свет остался включенным, и она озябла, потому что спала в прохладной комнате, не накрывшись одеялом. А где же Мосс?
Билли подошла к двери, открыла ее и вгляделась в темноту. Внизу свет не горел. Дом был заперт на ночь, все ушли спать. А где Мосс? Почему он не пришел к ней? Она перевела взгляд на комнату, находившуюся рядом с ее спальней. Мосс перебрался сюда, когда стал учиться в колледже, покинув свою детскую комнату в дальнем крыле. Не веря, что он может находиться здесь, Билли на цыпочках подошла к двери, тихонько постучала, потом повернула ручку. В щель пробивался лучик света. Мосс спал на своей узкой постели с книгой в руке, не потушив настольную лампу.
Билли прислонилась к стене, прижав ладони ко рту, чтобы заглушить рвущийся наружу крик. Страстное желание переполняло душу, поднимаясь из таких глубин, что причиняло настоящую боль – настолько она нуждалась в нем. Неужели ему безразлично, как ей было одиноко все это время без него? Закрыв дверь, она, спотыкаясь, добралась до своей постели и рухнула на одеяло. Разочарование перешло в физическую боль. Она отвергнута, уродлива, несчастна. А ведь хотела всего лишь быть рядом с ним, прикасаться к нему, чувствовать его близость. Безутешная, покинутая, забытая, Билли заглушила подушкой рыдания.
Глава 10
Когда на следующее утро Билли притащилась на нижний этаж, следы бессонной ночи явственно читались на ее лице. Мосса уже не оказалось в комнате, куда она осторожно заглянула, поэтому Билли надеялась обнаружить, что он ждет ее в гостиной. Сегодня канун Рождества, ее первого Рождества с мужем, но разочарование прошедшей ночи лишило праздник радости. Отказ Мосса делить с нею ложе нанес жгучую обиду, однако Билли решила вести себя так, словно ничего не случилось. Как будто сердце ее не было разбито.
В столовой никого не было, кроме Титы, хлопотавшей у стола с тарелками и подносами.
– Доброе утро, Тита. А где все остальные?
Тита знала, что «все остальные» означало «Мосс». Бедная сеньора Билли.
– Ваша мать в кабинете сеньора Коулмэна, звонит в цветочный магазин насчет чего-то, а сеньора Джессика останется наверху до праздничного ужина. Сеньор Мосс ушел рано утром со своим отцом. Они полетели на самолете в Корпус-Кристи, но сказали, что вернутся к ужину.
– Я совсем забыла о праздничном ужине, – сказала Билли, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Когда ушел мой муж?
– Очень рано. Может быть, он не хотел вас будить, сеньора… – Тита старалась не встречаться с Билли взглядом.
Мосс вошел в дом вслед за Сетом, и вместе с ним ворвался холодный воздух. Его широкополая стетсоновская шляпа заиндевела, как и овчинный воротник кожаной куртки. Морщина – свидетельство огорчения и недовольства – прорезала лоб. Сет предложил выпить по стаканчику бренди у него в кабинете.
– Пап, эта поездка в Корпус-Кристи была совершенно ненужной, и ты это прекрасно понимаешь, – сказал он, глядя, как отец наливает коньяк в рюмки.
– Глупости, внимание к делам в бизнесе не повредит. Только позволь людям подумать, что я не интересуюсь делом, и они сразу же этим воспользуются. Да и трудно найти помощника из-за этой проклятой войны.
– Да черт с нею, с войной, – пробормотал Мосс. – За скотом следят все те же старые скотники. Это же Рождество, пап, не то время, чтобы налетать с неожиданной проверкой и отрывать людей от их семей.
Сет помрачнел.
– Полегче, сынок. Люди должны выполнять работу, а я здесь для того, чтобы проследить, как они ее выполняют. Если бы ты не отправился играть в солдатики, то остался бы помогать мне.
Коньяк живой струей влился в горло и согрел внутренности.
– Пойду переоденусь к ужину, – заявил Мосс. Мысли его обратились к Билли. Он хотел видеть ее… В чреслах ощущалось болезненное томление.
– У нас еще полно времени, чтобы переодеться. Я хотел спросить тебя, что ты думаешь об этой идее насчет…
