этой бедняжке, – это внимание мужа и душевное спокойствие.
– Эгги, – проворчал Сет, – иди наверх и приведи сюда твою дочку. Немедленно!
– В этом нет необходимости, пап, – спокойно проговорил Мосс, пропуская Билли в комнату впереди себя. – Вот паша будущая маленькая мама, надежда клана Коулмэнов. – Он устремил жесткий взгляд на отца, стоявшего в отдалении. Сет безошибочно понял, что хотел сказать сын таким взглядом. Мосс предупреждал: пусть отец проявит осторожность в обращении с его женой. Предупредительность и уважение – не меньше.
Билли и не подозревала, какие чувства обуревали окружающих. Ее щеки горели румянцем, а в светло- карих глазах светилась особая мягкость, вроде как у довольной кошки. У кошки, которая провела ночь на заднем дворе со своим котом.
Сет отвернулся и с сердитым стуком поставил стакан на край стола. Мосс ухмылялся, словно мальчишка.
Джессика вздохнула, потирая виски. Многолетний опыт подсказывал, что именно она должна разрядить обстановку, чтобы ужин прошел приятно.
– Мосс, дорогой, мы ждали тебя и Билли; нужно развернуть подарки, которые мы дарим друг другу, прежде чем идти ужинать. Ведь сегодня Рождество. Давайте не будем хмуриться. – Последнее высказывание относилось к Сету.
– Святые угодники, Джесс! Мы едва успеем проглотить бобы, как приедут Ричардсоны, а ты знаешь – я терпеть не могу торопиться за едой. Тогда пища склеивается в комок, и я два дня не могу от нее освободиться.
– Мосс, почему бы тебе не преподнести Билли свой подарок? – сказала Джессика, не обращая внимания на жалобы мужа. – Билли, сядь возле елки. Я хочу, чтобы Мосс сфотографировал нас всех моим фотоаппаратом. – У Сета вырвалось недовольное хмыканье. – Как мило ты сегодня выглядишь, Билли. Это одно из тех новых платьев, которые ты купила в Остине?
Билли грациозно повернулась, демонстрируя платье из темно-синего жоржета с белым матросским воротником, отделанным красным.
– Я подумала, что если уж стала женой моряка, то должна выглядеть соответствующе, – радостно ответила она Джессике.
– Выглядит потрясающе, правда, мама? – заявил Мосс, не обращая внимания на очередное фырканье Сета.
В течение следующих нескольких минут шум разворачиваемой бумаги наполнил комнату. Билли вскрикнула от радости, раскрыв подарок Мосса. Халат из китайского шелка и такие же тапочки. Она, смеясь, накинула его на плечи и попробовала запахнуть спереди.
– Я поберегу его на то время, когда родится ребенок, – объявила Билли, показывая, насколько выдается вперед живот, на котором халат не сходился. Всего лишь вчера вечером она так переживала из-за своего большого живота, но с сегодняшнего дня, после страстных объятий Мосса, она приняла как должное изменения, происшедшие с нею, потому что он смог их принять.
Из Англии от Амелии для Джессики пришла посылка с изящным китайским чайным сервизом из кости и письмом.
Сет получил свою обычную коробку сигар и бутылку бурбона, а Мосс купил ему красиво отделанную уздечку для старой Несси. Сет преподнес Джессике чек на ее имя на сумму 2 000 долларов для ее благотворительных дел. Такая традиция установилась несколько лет тому назад, когда Сет пожаловался, что купить подарок Джессике труднее, чем заарканить дикого бычка в глухом каньоне. Агнес Сет протянул длинную плоскую коробочку, тщательно упакованную в яркую бумагу, и стоял рядом, ожидая, пока она возилась с лентой.
– Ради Бога, Эгги, просто разорви ее и открой. Бобы остынут!
Это оказался футляр для ювелирного украшения, а внутри находилась нитка прекрасно подобранных жемчужин длиной в двадцать четыре дюйма. Руки Агнес дрожали, когда она вынула ожерелье из углубления в футляре.
– Только не говори, что не можешь принять такой подарок, Эгги. Бабушка моего первого внука не может ходить с дешевеньким украшением на шее. А раз ты так неравнодушна к жемчугу, то должна принять этот.
Билли перевела взгляд со сверкающего ожерелья, подаренного матери, на Джессику, которая пыталась сохранить улыбку на лице. «Старый негодяй», – подумала она. Билли радовалась, что купила для Джессики старинную рамку для фотографий. Там было место для ее фотографии и фотографии Мосса, и оставалось только дополнить рамку снимком малыша. Конечно, это ни в коей мере не сгладит черствость Сета, но послужит признанием того, что Джессика тоже является бабушкой этого ребенка.
Агнес потрясла щедрость Сета, но выдержка и желание выглядеть респектабельной требовали, чтобы казалось, будто она лишь принимает то, что принадлежит ей по праву. Сета это, видимо, задело.
– Надень жемчуг, Эгги! Говорю же – бобы остынут. Чего ты ждешь?
Медленная улыбка коснулась губ Агнес.
– Не уверена, что мне нравится осознавать, что ты заботишься о моей шее, Сет, – резко ответила она.
– Не принимай все так близко к сердцу, Эгги. Если бы я хотел, чтобы твоя шея оказалась на плахе, то честно намекнул бы на это. Надевай жемчуг, черт побери, и пошли есть!
Жемчужины скользнули через голову Агнес и легли на бордовый бархат ее вечернего платья, как двадцать четыре дюйма зубов, оскалившихся в улыбке.
В ту ночь, после традиционного ужина в канун Рождества, после того, как гости ушли домой, а все подарки были развернуты, Мосс спал в постели Билли; обнимал, ласкал ее, а поглощенные им напитки снова помогли пренебречь предостережениями Сета. Это его жена, и она сама предлагает ему себя, чтобы утешить за все то время, которое он провел без женщины. И она показалась ему воплощением женственности, когда радостно принимала в себя его плоть.
