действительность. Затем он подошел к кофейному столику, достал из коробки манильскую сигару и прикурил от массивной золотой зажигалки. Когда граф повернулся к Санче, он уже полностью овладел собой, и, вопреки логике, это обстоятельство почему-то не очень ее обрадовало. Она никогда бы не поверила, что можно чувствовать себя такой несчастной и жалкой из-за собственного добродетельного поведения.
– Скажи мне, пожалуйста, – спросил граф спокойно. – Почему ты сегодня не ходила обедать?
– Я… я не была голодна, – с трудом выговорила Санча. – Не… не знала, что вы ждете на улице, если вы на это намекаете.
– Разве твоя приятельница – Мария, кажется. Разве Мария не передала тебе мою просьбу?
– Да-а, – беспомощно повела плечами Санча. – Она передала мне вашу просьбу. Но я не могла покинуть редакцию в рабочее время. Вам это должно быть известно!
– Мне известно только то, что я прождал тебя два битых часа, – заметил он сурово, глубоко затягиваясь сигарой. – Вчера ты была в Перукке. Почему ты не побеседовала со мной?
– Беседовать с вами? – воскликнула удивленная Санча. – Как я могла беседовать с вами, если вы были с… с… мисс Румиен?
– Ну и что из этого! – заметил граф с раздражением.
Санча лихорадочно искала нужные слова, чтобы сказать ему то, что ее мучило.
– Вы, как и многие, безусловно, знаете о тех слухах, которые касаются вас… ее и вас… ну, что вы скоро на ней женитесь!
– Да, знаю, – нахмурился он. – Но какое это имеет отношение к нам с тобой?
Какой-то момент Санча с изумлением смотрела на него, потом, подняв глаза к небу, проговорила:
– Вы не можете так думать всерьез!
– И почему же? Что ты хочешь этим сказать, Санча? Что, если Янина в один прекрасный день станет графиней ди Малатеста, то она вправе уже сейчас контролировать мои поступки, выбирать мне друзей? Что я своего рода болонка, которая всюду следует по пятам за своей хозяйкой!
Санча почувствовала, как больно сжалось сердце.
– Но… как… как ваша невеста, она обладает определенными… правами…
– Что такое права? – Граф швырнул сигару в камин. – Едва ли ты сможешь ответить. Разве справедливо… правомерно… что раз Янина – дочь Себастьяна Румиена, она наследует его богатства? Разве правомерно, что мне приходится жениться на ком-то, вроде Янины, только ради восстановления палаццо, который в самом деле принадлежит мне по праву? – Граф подошел к Санче, его глаза светились от напряжения. – Разве правомерно, что мы отказываемся от любви, хотя оба этого желаем?
– Нет! Нет! – воскликнула Санча, отступая и держа перед собой руку, словно обороняясь. – Нет, Чезаре, не подходите ко мне! Не трогайте меня!
Граф остановился как вкопанный, черты его лица посуровели.
– Не пугайтесь, синьорина! – проговорил он холодно. – Мне еще никогда не приходилось навязывать женщине свое внимание вопреки ее воле.
Санча отвернулась и уставилась невидящими глазами в окно, выходящее на канал. Дождь струился по стеклам, размывая контуры далеких куполов, слабо различимых в полумраке. А в комнате было тепло, светло и уютно, и, несмотря на его слова и собственную реакцию на них, Санче так не хотелось уходить.
Будто чувствуя ее колебания, граф подошел к ней сзади и остановился, не касаясь, но достаточно близко, чтобы она могла ощутить исходящий от него жар. Санча отчаянно пыталась собраться с мыслями, думать логически. На что он рассчитывал? Неужели он полагал, что она согласится на любовную связь, если только она не будет тайной? Разве его не беспокоило, что Янина однажды все-таки узнает правду?
– Она очень красивая женщина, – тихо проговорила Санча, как бы произнося вслух мысли, которые терзали ее бедную головку.
Но граф услышал эту мимолетную реплику.
– Да, – подтвердил он, обдавая своим дыханием ее обнаженную шею. – Очень красивая.
– Вы ее любите? – спросила Санча, не в силах умерить дрожь.
– Нет, – отрезал он.
– Тогда зачем? – не удержалась Санча.
Отведя рукой волосы, граф наклонился и поцеловал Санчу сзади в шею.
– У тебя такая нежная кожа, – простонал он. – Прости! Прости, Санча, но я не могу тебя отпустить. Не могу не трогать тебя…
С этими словами он обнял девушку и прижал ее спиной к своей груди.
– Я не люблю Янину, – продолжал он сдавленным голосом. – Я люблю только тебя! Обожаю тебя! И Бог свидетель, я так тебя хочу, что уже ничего не соображаю…
Сильными руками, не выпуская из объятий, граф повернул Санчу лицом к себе и припал губами к ее губам.
Сомнений не было: теперь она пропала, не в состоянии противостоять его настойчивым искусным ласкам и мученическим тонам умоляющего голоса.
Ей хотелось только одного: доставить ему радость, познать его, отдаться ему…
Но когда он взял ее на руки и понес к кушетке, раздался властный стук в дверь.
