выразительные глаза – их взгляда он не вынес бы. С отчаянным возгласом, словно желая разом изгнать из себя всех демонов, Хью схватил Филиппу за бедра и вошел в нее с силой, как таран, разбивающий ворота осажденного города.
Пусть это будет совокупление – и только! Пусть это будет ради облегчения, не ради того, чтобы соприкоснуться с ней телом и душой!
Какой она была узкой, несмотря на все эти ночи с Олдосом…
Филиппа что-то шептала, но Хью не слышал. Он хотел, чтобы она была с ним в полном смысле этого слова, а потому исступленно ласкал ее там, где они были так тесно соединены. Он хотел, чтобы с ним ей было иначе, чем с Олдосом, в том единственном, чего тот не мог ей дать.
Внезапно все тело Филиппы напряглось и окаменело. Она вскрикнула и упала головой на руки, выгнувшись и так сильно сдавив его плоть, что неожиданно для себя он тоже ощутил пик наслаждения. Он чувствовал сладкие короткие спазмы ее лона и услышал свой крик, вырвавшийся против его воли. Словно выплеснув себя до дна, он рухнул на Филиппу всей тяжестью, чуть не потеряв сознание…
Когда он опомнился, то ощутил, что она дрожит. В судорожно сжатых руках ее были обрезки камыша.
– Филиппа!
Она простонала в ответ что-то невнятное. Хью вспомнил все – и был заново потрясен. Что на него нашло? Он никогда не вел себя так с женщиной, даже с распоследней шлюхой. Это было варварство, которое он презирал в мужчине в первую очередь потому, что тот сильнее. Страсти Господни! Он даже не потрудился отстраниться, пока еще было можно!
Он поднялся на колени. Филиппа лежала на полу ничком, с высоко поднятым подолом, как одна из сотен изнасилованных женщин во взятом штурмом городе.
– Филиппа!
– Мне больно… – Она попыталась приподняться, но снова рухнула на камыш. – Ты же говорил… ты говорил, что второй раз больно не будет! Почему мне опять больно, Хью?
Второй раз? Хью мгновенно протрезвел.
– Но Олдос…
– У нас ничего не было! – По щекам ее покатились слезы. – Я не могла… не могла после тебя! – Она закрыла лицо руками. – Я просто не могла, Хью!
– Боже правый!
Так он все-таки что-то для нее значит? Вернее, значил. Теперь уже нет.
Хью, поднял Филиппу и привлек к себе со всей нежностью, на какую только был способен.
– Прости! Ради всего святого, прости меня! Я сделал тебе больно, но я не хотел!
– Ничего, Хью, все в порядке.
– Но как тебе удалось? Я хочу сказать, с Олдосом? Ведь для того он и взял тебя с собой, чтобы…
– Хитрость, обман, разные уловки. Он по-прежнему думает, что это всего лишь вопрос времени. – Филиппа вытерла глаза, но слезы снова наполнили их и покатились по щекам. – Я просто не могла… никак!
Милая, верная, пылкая! А он надругался над ней, как самый жестокий из тех солдат, с которыми воевал в одном строю. Он испортил для нее не только настоящее, но и память об их общем прошлом.
– Что я наделал!
– Я сама виновата. Я хотела этого, Хью.
Горло его стеснилось. Он не пролил ни единой слезинки с семи лет, с самой первой порки. Зарыдать сейчас означало бы все еще больше запутать. Филиппа подняла мокрое от слез лицо.
– Помнишь, я сказала, что ты последний в мире мужчина, которым я могла бы увлечься? Так вот, я солгала!
Хью крепче привлек ее к себе, стараясь подавить желание высказать все, что у него на сердце. Нельзя! Это будет вопреки всей его жизненной позиции, вопреки его натуре. Он стал таким, каким хотел быть, только благодаря своей независимости, хотя она и требовала одиночества. Семнадцать лет он упорно трудился над тем, чтобы залечить раны, нанесенные его достоинству. И добился своего, поднявшись над всеми правилами и условностями, неся ответственность только перед собой. Связав себя с другим человеком (даже таким чудесным, как Филиппа), он уничтожит самого себя.
– Я не хотела, чтобы ты это знал, Хью. Я и сама не хотела этого знать, я боролась с собой… но я бессильна.
– Возможно, тебе это только кажется, – возразил он негромко.
– Ты все чувствуешь иначе. – Филиппа судорожно вздохнула. – Я не виню тебя. Ты ничего мне не обещал.
– Ты на этом не настаивала.
– В мыслях я связала воедино Элоизу и себя, но я не Элоиза! У каждого своя судьба. Что бы ни случилось с ней, моя жизнь не обязательно будет сломана, если я…
– Не обязательно, но возможно, – перебил Хью, думая о том, что никогда еще ему не требовалось столько душевных сил, как сейчас, чтобы, пока еще не поздно, погасить эту непрошеную страсть. – Чувства ломают человеческие жизни, и это чистая правда. Мы оба погибли, если… – он хотел бы сказать: «если я признаюсь в любви к тебе», – но вместо этого тихо вымолвил: – если я отвечу тебе взаимностью.
Подбородок Филиппы задрожал, однако она храбро глянула ему в глаза.
