Но я должен об этом сказать. Я люблю тебя, Ева. Любил ли я кого-нибудь еще за эти долгие годы? Нет. С тех пор как мы расстались, я любил и продолжаю любить только тебя! Тебя одну! Ты самый важный человек в моей жизни, самая прекрасная женщина, которую мне только доводилось встречать…»
В дверь кабинета постучали. Все, что Ева смогла сделать, — это только поднять глаза на дверь. Ответить она уже не могла, у нее словно пропал голос. А в голове был туман, как после тяжелого пьяного застолья.
— Евочка, дорогая! — в дверь ввалился увалень Шкловский, счастливый, как опившийся валерьянкой кот. — Наконец-то! А то мы тебя потеряли! Просто потеряли! Ева, а я звоню-звоню… И почему ты сразу ко мне не пришла? Как будто мы неродные! А что ты такая недовольная? Что-то не так?
— Родион, я решила уволиться… — пробормотала Ева сдавленным голосом.
Полноватый, вечно молодящийся Шкловский смотрел на нее испуганным взором секунды две, а то и три. Его лицо успело несколько раз поменять свое выражение, словно не зная, на каком из них следует остановиться, а потом он расхохотался.
— Развела! Вот развела! — он выставил вперед указательный палец и, тыкая им в Еву, восторженно вопил: — А я ведь чуть не купился! Правда! Вот какая, а! Шутки шутит!
— Родион, какие шутки? — Ева попятилась назад. — Я серьезно…
— Да ладно!.. — Родион, очевидно, смутился, но всячески старался не показать этого. — Я не поверю, что ты вот так меня высадишь… Ева, нет. Не может быть… Ты шутишь!
— Я… — Ева не знала, что на это ответить, потому что совершенно перестала понимать, что происходит. — Родион, ты ко мне шел с какой-то целью, так?
— Ну, конечно… Да, — Родион засуетился. — Вот принес тебе все документы. Цветы. Заносите! — крикнул он кому-то в дверь.
Тут же в этих самых дверях появились «Ленусь» — секретарь Шкловского — и два «добра молодца» с какими-то просто гигантскими, виртуозными букетами, которые напоминали большие карнавальные или даже сказочные шляпы.
— А вот документы… — Шкловский развернул перед Евой большую кожаную папку. — Вот, теперь это стопроцентно «Центр Модной Индустрии Евы Истоминой». Я пока остаюсь генеральным директором, если, конечно… — Шкловский замялся, но быстро взял себя в руки и нарочито весело продолжил: — Ну, я надеюсь, ты пошутила. В общем, я — гендиректор, а ты — акционер. Хозяйка, в общем.
— Хозяйка?.. — Ева снова попятилась, запнулась о стол и, чуть не упав, села в кресло. — Ты меня разыгрываешь, да? Какая я хозяйка? Мы работаем по контракту… Я собираюсь этот контракт…
— Знаешь, Ева! — сказал вдруг Шкловский с интонацией разбитного гуляки. — А давай мы сегодня это дело отпразднуем! Прямо сейчас! Махнем в ресторан… Выпьем! Посидим! Я так по тебе соскучился на самом деле, Ева! Ты себе не представляешь! Ты же женщина моей мечты, на самом-то деле!
— Родион, ты в своем уме?..
— Ева, ну раньше-то я не мог тебе это говорить… — Шкловский начал тут же оправдываться, вид у него был жалкий, а его игра, как ни странно, казалась абсолютно правдоподобной. — Это выглядело бы, что я… Ну, как бы это сказать?.. В общем, служебное положение, то-другое. А теперь, когда мы с тобой в равном положении… Не в равном, конечно, — тут же оговорился он, — ты ведь еще у нас и гений. Ну, по крайней мере, я могу попытать свое счастье. Вдруг, я тебе тоже небезразличен…
Шкловский совсем сдулся и выглядел как жалкий, побитый дворовый кот…
— Этого просто не может быть… — прошептала Ева, глядя в окно. После «откровений» Шкловского ее стало слегка подташнивать. — Этого просто не может быть… Бред какой-то. Или сон. Да, это просто сон. Мне это снится.
Ева тупо уставилась на тележку с корреспонденцией. Потом посмотрела на письмо от Дениса, которое все еще держала в руках, и положила его в сторону.
— Поверить не можешь, да?
— Родион, кто все это устроил? — Ева посмотрела на него. — Всего ты мне, конечно, не объяснишь. Но хотя бы часть… Как случилось, что ты продал свой бизнес? Мне важно понять.
— Ева, ну, тебе, наверное, лучше знать… — Родион, казалось, действительно не знал, что на это ответить. — Это большая покупка. Хорошие деньги. Я даже и думать не стал. Вчера предложили, сегодня с утра все закончили. И я же не знал, что ты покупаешь. Покупала инвестиционная компания… Я много запросил?
— Вчера предложили, сегодня все закончили?! — Ева побагровела от страшной догадки. — Инвестиционная компания?! «Медиал-Финанс Групп»?!
— Ну, конечно, — Родион только и смог, что пожать плечами. — «Медиал-Финанс». Какая еще может быть?
— Бли-и-ин! — Ева схватилась за голову. — Это же Зацепина компания!
— Да, Бориса Зацепина, — покачал головой Родион. — А какая разница? Она же для тебя эту покупку сделала… Или я что-то не так понимаю?..
— Разница?! — заорала Ева. — Какая разница?!! Все ты правильно понимаешь, вот в чем проблема! Все правильно! Это Борис купил твою компанию для меня!
Ева вскочила, схватила свою сумочку и, толкнув Шкловского по дороге, пулей вылетела из кабинета. Она неслась со скоростью света. Ей было нужно, во что бы то ни стало, сбежать отсюда, выйти прочь из этого здания, освободиться. Ей становилось в нем
Лифт сразу не открыл двери, а Ева не стала ждать. Она бросилась на лестницу и побежала вниз. По дороге она дважды падала, подвернула ногу, но продолжала бежать. Вниз, прочь, на улицу…
На улице, прямо перед выходом, ее ждал Борис. Ева заметила его еще из холла сквозь стеклянные двери.
— Борис, как ты мог?! Зачем?!! — она накинулась на него с кулаками. — Ты с ума сошел?!! Это просто свинство с твоей стороны! Свинство!
— Ева, прости… — Борис принимал ее удары и обвинения без всякого сопротивления, словно был к этому абсолютно готов, словно и не ждал другой реакции. — Прости…
— Простить? — Ева оторопела. — Ты спятил, да?! Ты тратишь несколько десятков миллионов долларов на меня, а потом говоришь — «прости»?! Ты рехнулся…
Ева дернулась, как скаковая лошадь, которую схватили на всем скаку под уздцы. Замерла, одернула пиджак и нервной походкой пошла прочь.
— Ева, прости..
— Да пошел ты! — рявкнула она, не оборачиваясь и сбавляя шаг.
— Ева, ты думаешь, я ничего не понимаю?! — крикнул ей Борис вслед, крикнул так, слов но и не рассчитывал на ответную реакцию, крикнул просто потому, что ничего другого ему не оставалось. — Я знаю, что это свинство. Знаю. Но я знаю и другое…
— Что? — Ева остановилась и повернулась к нему. — Что ты знаешь?!
— Я знаю, что ты гордая. По-настоящему. По-хорошему. И ты бы никогда не пошла за меня, зная, что мы неравны из-за этих чертовых денег. Тебе гордость, человеческая гордость не позволила бы. И что мне делать? Скажи?.. Пожертвовать все, раздать? Я могу… Я готов. Просто я подумал, что лучше я тебе половину отдам. Потому что это теперь только твое! — он показал рукой на огромное здание «Центра Модной Индустрии». — И, вдруг, ты согласишься. И тогда ты сможешь любить меня, не думая о том, что кто-то будет думать… Или что я буду думать… Или что ты сама будешь думать, что есть в этом что-то неправильное. Ну, не хочешь… Не хочешь, так давай это все пожертвуем кому-нибудь к чертовой матери!.. А? Пожалуйста… Только не бросай меня… Не бросай. Я не переживу…
Борис тихо опустился на колени. Вокруг шли люди. Одни оглядывались, другие делали вид, что происходящее их совсем не занимает. А Борис так и стоял — на коленях, прямо посреди улицы, понурив голову… словно ожидая своего приговора, высшей и неотвратимой меры наказания.
У Евы затряслись коленки и подогнулись ноги. Она только сейчас поняла, что произошло. По крайней мере, то, что во всем этом безумии связано с Борисом и покупкой для нее «Центра Модной Индустрии».
«Пожертвовать все, раздать? Я могу… Я готов, — крутилось в голове Евы, повторялось отзвуками, словно эхо. — Я знаю, что ты гордая. Ты бы никогда не пошла за меня, зная, что мы неравны из-за этих
