чертовых денег… Не хочешь, так, давай это все пожертвуем кому-нибудь к чертовой матери!.. А? Пожалуйста… Только не бросай меня… Я не переживу…»
Борис словно заглянул ей в самое сердце. Конечно, Ева никогда так себе это не объясняла. Она говорила себе, что просто не любит Бориса. Но на самом деле, она думала, что никогда не сможет его полюбить. А это разные вещи… Именно из-за этих «чертовых денег».
Но вчера, когда она была у Бориса, Ева поняла, что может любить этого человека. Может! Сильно, страстно, по-настоящему. И только в последний момент ощущение этого неравенства, этой «неправильности», как сказал сейчас Борис, заставило ее вновь одуматься и передумать. И вновь бежать… Бежать от любви.
А он — Борис — не обиделся. Хотя мог. Имел полное право. Она поступила с ним отвратительно, низко, подло. А он… Он просто взял и совершил поступок. Самый настоящий. Мужской. Еве всегда казалось, что для мужчин, в глубине души, деньги, статус и просто хороший быт важнее, чем любимая женщина.
Любовь для мужчины — что? Увлечение, страсть, развлечение… А деньги и статус — это возможности. Возможность иметь увлечение, страсть, развлечение… Все это хорошо при условии хорошего быта. Поэтому понять мужчин можно. Но Еве было тягостно, когда она понимала эту сторону мужской натуры. Ей становилось невыносимо больно.
Глеб мог месяцами жить за счет Евы — спокойно, без всяких угрызений совести. Он «искал работу». Пока Ева работала, обихаживала его, следила за домом. «Искал работу»… Выпить, загулять с друзьями… Или с подругами. А появлялись деньги — ну и все. Это «его деньги», «как хочу, так и трачу». Ева привыкла. И не ждала другого.
Поэтому поступок Бориса, каким бы глупым, нелепым, дурацким и невозможным он ни казался, был для нее Поступком. Конечно, она откажется от всего, что он для нее сделал. От этой безумной покупки. Но сам факт! Причем, не высказанный, а совершенный. И без всякой уверенности в том, что Ева ответит ему взаимностью…
Не чувствуя себя, Ева пошла навстречу Борису — милому, родному, любимому, замечательному человеку… Она словно шла по воде, в толще воды. Каких-то десять метров, которые разделяли их друг от друга, казались ей длинной, бесконечно длинной дорогой. Такой, какой и должна быть дорога к настоящей любви…
Она дошла, встала рядом с ним на колени… Положила свою голову ему на плечо. Заплакала.
— Ты правда меня
— Правда, — ответил Борис.
Он сказал это так спокойно, так уверенно, так чисто, что Ева расплакалась еще больше. От счастья…
Как же душа мечтает о легком исходе! О том, что все, наконец, решится в какой-то момент само собой, чудесным образом… Она ищет возможность пройти легким путем, не понимая, что легкость — это движение вниз, с горки, под гору. На гору, в гору, вверх — это всегда труд. И если тебе, вдруг, стало легко, спокойно… Если ты испытываешь счастливую беззаботность… Если, вдруг, тебе все стало «ясно и понятно» в этой жизни… ты или достиг просветления, или катишься в пропасть.
То, что мы часто ошибочно принимаем за «белую полосу», — лишь искушение. Искушение — почивать на лаврах. Возможно, для кого-то это и плохая новость. Но кто виноват в том, что правда для человека — это плохая новость? Душа приходит в этот мир работать, в этом смысл. Выходные, перекуры, отпуска случаются. Но «окончательной победы» не будет до той поры, пока весь мир вокруг тебя не переменится. Пока не пробудится последнее живущее существо.
Но ведь так хочется легкого решения! Так хочется понятности! Но есть еще и обязательства. Обязательства души перед миром Красоты. Мы недаром, не просто так, не для развлечения оказались здесь, в наших телах. Тела даны нам для работы. Тот, кто забывает об этом, — обрекает себя на новые круги страдания.
Ты выйдешь за меня? — тихо спросил Борис. Но Ева не услышала. Хотя услышала, конечно, но не поняла вопроса. Она была как во сне, в какой-то прострации. Она наслаждалась чувством женщины, которую понимают, любят, о которой заботятся. Ева так давно не испытывала ничего подобного! Возможно, никогда не испытывала. И она переживала момент абсолютного блаженства, «женского счастья».
— А, Ева? Выйдешь?.. — повторил Борис.
— Выйти? — Ева словно очнулась от забытья и оглянулась вокруг. — Куда?
— Замуж… — улыбнулся Борис и погладил Еву по голове. — За меня…
— Замуж?.. — Ева сейчас и сама мечтала об этом, но не как о возможном, а как раз наоборот — как о невозможном. Она думала о своем семейном счастье с Борисом как о чем-то прекрасном, чего у нее никогда теперь не будет. Она словно прощалась с мечтой, но без отчаяния, даже без горечи, просто тихо прощалась. — Я не могу…
— Не можешь? — Борис чуть отстранился, чтобы увидеть лицо Евы, чтобы заглянуть ей в глаза. — Но почему?
Ева отняла голову и продолжала смотреть на него все с тем же недоумением.
— Я уже… — Ева не знала, как ей это сказать, как объяснить Борису то, что с ней случилось вчера в храме. — Моя душа принадлежит…
— Душа? — переспросил Борис и тут же облегченно выдохнул. — Я говорю о свадьбе, Ева. О замужестве. Душа — это душа. Если нужно, для тебя я перейду в любую веру…
— Да, — Ева как-то странно качнула головой в знак согласия, — это душа. И она принадлежит Богу.
— На это я и не претендую. Только на руку, — Борис поцеловал Еве руку, — и еще на сердце.
— Ты не понимаешь, Борис. Ты опоздал, — отрицательно покачала головой Ева. — Все принадлежит Богу.
— Ева, ты о чем?..
— Я… — протянула Ева.
Она и вправду не знала, что ответить, как объяснить… Еще секунду назад она мечтала о счастливом браке. Только что она обнимала Бориса и думала о том, какой замечательный поступок он совершил, с каким вниманием он к ней относится. И вдруг, она отказывает ему… Но как она может иначе? Ведь она заключила свой завет с Богом.
И тут случилось то, чего Ева никак не ожидала.
— Ева… — послышалось откуда-то сбоку.
— Глеб… — прошептала Ева, не веря своим глазам.
— Извини, я звонил тебе, — сказал Глеб, глядя на нее закрасневшимися, почти стеклянными глазами. — Ты так и не включила телефон…
Было понятно — он хотел сказать ей что-то совсем другое. Готовился. Но вся эта ситуация… Такая дурацкая, такая неловкая и вместе с тем такая говорящая — Ева обнимает мужчину, стоя вместе с ним на коленях посреди улицы. И потому Глеб стал говорить о чем-то стороннем, словно оказался здесь случайно.
— Глеб, ты все не так понял… — попыталась оправдаться Ева. — Борис… Он…
— Ева, не унижайся, не надо, — попросил Глеб. — Я все понял.
— Глеб, нет! — закричала Ева.
У Глеба было такое лицо, словно он сейчас пойдет и покончит с собой. Прямо где-то здесь же, за углом.
— Ну, все понятно… — сказал Борис, поднимаясь с колен. Его лицо стало непроницаемым. — Ева, ты могла мне так и сказать. Если ты решила к нему вернуться, я это приму. Я пойму.
Теперь Ева стояла перед ними двумя на коленях. И у нее не было ни сил, ни желания подниматься. Напротив, она хотела лечь, прямо здесь. Лечь вот так и умереть.
— Ева, я включу твой телефон и уйду, ладно? — попросил Глеб и нагнулся, чтобы взять ее сумочку.
Ева не сопротивлялась. Он достал ее смартфон и включил аппарат. Но как только он заработал, пикая, одно за другим на него стали приходить sms-сообщения. Они приходили и открывались в новых
