благосклонность обеспечит младенцу умственное и физическое здоровье.
Женщины сидели в гостиной Сервилий Цепион, примыкающей к детской; заслышав шаги мужчин, они вышли поприветствовать их. Не состоя в кровном родстве, тем не менее они были очень схожи внешностью: обе невысоки ростом, темноволосы и темноглазы, с мелкими, правильными чертами. Ливия Друза, жена Цепиона, была более миловидной, к тому же избежала наследственного свойства – толстых ног и неуклюжей фигуры. Она вполне отвечала критериям женской красоты, ибо отличалась большими и широко расставленными глазами, а ее ротик напоминал очертанием цветок. Нос ее был слишком мал, чтобы заслужить наивысшую оценку знатока, зато не был излишне прям, что тоже считалось изъяном, а производил впечатление некоторой курносости. Кожа ее была здоровой, талия тонкой, грудь и бедра – достаточно пышными. Сервилия Цепион – жена Друза – была ее уменьшенной копией; правда, на подбородке и вокруг носа у нее имелись прыщики, ноги были коротковаты, шея – тоже.
При этом Марк Ливий Друз в своей не слишком красивой жене души не чаял, а Квинт Сервилий Цепион не любил свою красавицу. Восемь лет назад, когда образовались оба супружеские союза, дело обстояло наоборот. Мужьям было невдомек, что разгадка заключается в их женах: Ливия Друза ненавидела Сцепиона и вышла за него по принуждению, тогда как Сервилия Цепион была влюблена в Друза с самого детства. Будучи представительницами римских патрицианских семей, обе женщины стали образцовыми женами в старинном духе: послушными, подобострастными, ровными и неизменно почтительными. С годами супруги разобрались друг в друге, и былое безразличие Марка Ливия Друза было побеждено вниманием, проявляемым к нему женой, ее пылкостью в любви и одинаковым с ним горем из-за их бездетности. Тем временем невысказанное обожание Квинта Сервилия Цепиона задохнулось, не выжив в атмосфере затаенной неприязни к нему его жены, ее растущей холодности в постели и огорчения из-за того, что оба их ребенка оказались девочками, новых же рождений не предвиделось.
Обязательной частью программы стал визит в детскую. Друз пылко любил своего полнощекого, смуглого мальчугана, именуемого Друзом Нероном, которому вот-вот должно было исполниться два года. Цепион же едва заметно кивнул своим дочерям, те в ужасе прижались к стене и встретили его молчанием. Обе были миниатюрными копиями матери – столь же темноволосые, большеглазые и большеротые – и не могли не очаровывать, как всякие невинные дети, однако папаша не проявил к ним никакого интереса. Сервилию (ей на днях должно было исполниться семь лет) многому научила порка, которой завершилась ее попытка усовершенствовать лошадь и гроздь винограда на картине Апеллеса. Раньше на нее никогда не поднимали руку, поэтому она испытала не столько боль, сколько унижение, и научилась скорее изворотливости, нежели послушанию. Лилла была совсем другой: шаловливой, неунывающей, волевой и прямодушной. Порка была ею немедленно забыта, но не осталась без последствий: теперь отец вызывал у нее должное уважение.
Все четверо взрослых направились в триклиний, чтобы приступить к трапезе.
– Разве к нам не присоединится Квинт Поппедий? – спросил Друз у своего слуги Кратиппа.
– Я не слыхал, чтобы у него были иные намерения, domine.
– В таком случае, давайте подождем его, – предложил Друз, предпочитая не замечать враждебный взгляд, брошенный на него Цепионом.
Цепион, однако, не желал, чтобы его обходили вниманием.
– Чем тебя так пленил этот страшный человек, Марк Ливий? – спросил он.
Друз окинул своего шурина каменным взором.
– Некоторые люди задают мне тот же вопрос, имея в виду тебя, Квинт Сервилий, – произнес он ровным голосом.
Ливия Друза ахнула и подавила нервный смешок; однако укол, как Друз и предполагал, не задел Цепиона.
– И все-таки, чем он тебе дорог?
– Тем, что он мне друг.
– Скорее, он – присосавшаяся к тебе пиявка! – фыркнул Цепион. – Действительно, Марк Ливий, он же наживается за твой счет! Вечно заявляется без уведомления, вечно просит об услугах, вечно жалуется на нас, римлян. За кого он себя принимает?
– За италика из племени марсов, – раздался жизнерадостный голос. – Прости за опоздание, Марк Ливий, надо было тебе начать трапезу без меня, ведь я предупреждал. Впрочем, у моего опоздания есть уважительнейшая причина: я стоял по стойке смирно, выслушивая нескончаемую лекцию Катула Цезаря о вероломстве италиков.
Силон присел на ложе Друза и позволил рабу снять с него обувь и, обмыв ему ноги, натянуть на них чулки. Потом он легко переместился на почетное место слева от Друза, именуемое locus consularis; Цепион расположился на ложе, стоявшем под прямым углом к ложу Друза, что было менее почетным, но и понятным, ибо он был не гостем, а членом семьи Друза.
– Снова клеймишь меня, Квинт Сервилий? – беззаботно спросил Силон, приподнимая тонкую бровь и подмигивая Друзу.
Друз усмехнулся, не сводя глаз с Квинта Поппедия и чувствуя к нему куда больше привязанности, чем к Цепиону. – Мой шурин вечно чем-нибудь недоволен, Квинт Поппедий. Не обращай на него внимания.
– Я и не обращаю, – с этими словами Силон приветливо кивнул обеим дамам, сидящим на стульях напротив возлежащих мужчин.
Друз и Силон встретились на поле сражения под Араузионом после того, как битва была завершена и землю устлали тела восьмидесяти тысяч римлян и их союзников – во многом по вине отца Цепиона. Дружба эта, зародившаяся при незабываемых обстоятельствах, с годами лишь окрепла; дополнительным ее связующим звеном стала озабоченность судьбой италийских союзников, в защиту которых оба выступали. Силон с Друзом являли собой странную пару, однако сколько ни причитал по сему поводу Цепион, какими нотациями ни разражались уважаемые сенаторы, этого союза пока никому не удалось подорвать.
Италик Силон больше походил на римлянина, римлянин Друз – на италика. У Силона были правильной формы нос, необходимый цвет лица и волос, правильная осанка; высокий, хорошо сложенный мужчина, он всем был бы хорош, если бы не его желтовато-зеленые глаза, смахивавшие на змеиные тем, что почти никогда не мигали. Впрочем, для выходца из племени марсов это было неудивительно, так как марсы поклонялись змеям и с детства приучали себя не мигать, когда это не вызывается необходимостью. Отец Силона был у марсов вождем; после его смерти его сменил сын, которому на этом поприще не помешала молодость. Состоятельный и высокообразованный, Силон имел все основания ожидать от римлян уважения,
