но те если не прерывали его на полуслове, то все равно взирали на него сверху вниз и относились снисходительно: ведь Квинт Поппедий не был римлянином и даже не подпадал под действие латинского права; Квинт Поппедий Силон был италиком, то есть существом низшего ранга.
Он родился на плодородных холмах в центре Апеннинского полуострова, достаточно близко от Рима – там, где разлилось Фуцинское озеро, подъем и убывание вод которого подчиняется каким-то неведомым законам, не имеющим никакого отношения к питающим его рекам и дождям; естественной преградой для врагов марсов были Апеннинские горы. Из всех италийских племен марсы были самым процветающим и многочисленным народом. Кроме того, на протяжении веков, они оставались преданными союзниками Рима; марсы гордились и похвалялись тем, что ни один римский полководец, праздновавший когда-либо триумф, не обошелся без марсов в своих рядах и не побеждал самих марсов. И все же даже по прошествии веков марсы, подобно остальным италийским народам, считались не заслуживающими полного римского гражданства. Соответственно они не могли претендовать на заключение контрактов с римским государством, вступать в браки с гражданами и гражданками Рима и искать защиты у римской юстиции при обвинении в тяжком преступлении. Римлянин мог запороть марса едва ли не до смерти, лишить воровским путем урожая, имущества, жены, не опасаясь преследования по закону.
Если бы Рим оставил марсов в покое хотя бы в их собственном благодатном краю, все эти несправедливости можно было бы простить. Однако и тут, как повсюду на полуострове на не принадлежащих собственно Риму землях, сидела, как заноза, колония под названием Альба Фуцения, подчиняющаяся латинскому праву. Естественно, поселение Альба Фуцения превратилось сначала просто в городок, а потом и в крупнейший город в округе, ибо ядро его составляли полноправные римские граждане, имеющие возможность свободно вступать в деловые отношения с Римом; остальное его население пользовалось преимуществами латинского права, то есть как бы имело римское гражданство, хоть и второго сорта: на него распространялись все привилегии, отличающие полновесное гражданство, за исключением одной единственной, так и не дарованной обладателям ius Latii, – права голоса на римских выборах. Зато местные городские магистраты автоматически получали римское гражданство, переходившее к их прямым потомкам. Альба Фуцения выросла в ущерб древней столице марсов, Маррувию, и являлась постоянным напоминанием о различии между римлянами и италиками.
В былые времена вся Италия могла претендовать на переход под действие латинского права, а потом и на приобретение полного римского гражданства, поскольку Рим, предводительствуемый такими блестящими людьми, как Аппий Клавдий Цек, сознавал необходимость перемен и преимущества превращения всей Италии в единое римское государство. Но потом некоторые италийские племена присоединились к Ганнибалу – это произошло в те бурные годы, когда карфагенец маршировал взад-вперед по Апеннинскому полуострову, – и позиция Рима стала более непреклонной, а предоставлению римского гражданства даже ius Latii был положен конец.
Одна из причин такой перемены заключалась в растущей миграции италиков в римские и латинские поселения, а также в собственно Рим. Проживание в них несло с собой присоединение к латинскому праву и даже получение полного римского гражданства. К примеру, пелигны[85] жаловались, что лишились четырех тысяч соплеменников, переселившихся в латинский город Фрегеллы, и использовали это как предлог, чтобы не поставлять Риму солдат.
Время от времени Рим пытался что-то предпринять, чтобы покончить с проблемой массовой миграции; кульминацией этих усилий стал закон народного трибуна Марка Юния Пенна, принятый за год до восстания Фрегелл. Все люди, не являвшиеся гражданами Рима, были по этому закону выселены из города и его колоний; вызванный этим скандал потряс римский нобилитет до самого основания. Выяснилось, что избранный за четыре года до этого консулом Марк Перпена был на самом деле италиком, никогда не обладавшим римским гражданством!
Это вызвало немедленный отзвук среди римских заправил. Одним из главных противников наступления италиков был отец Друза, цензор Марк Ливий Друз, потворствовавший свержению Гая Гракха и отказу от его законов.
Никто не сумел бы предсказать, что сын цензора, в ранней молодости принявший на себя роль paterfamilias ввиду смерти отца, не успевшего отбыть своего цензорского срока, отвергнет взгляды и наставления цензора Друза. Имея за спиной безупречное плебейско-патрицианское происхождение, будучи членом коллегии понтификов, обладая несметным богатством, связанный кровными и семейными узами с патрицианскими родами Сервилиев Цепионов, Корнелиев Цепионов и Эмилиев Лепидов, молодой Марк Ливий Друз должен был бы стать одним из столпов ультраконсервативной фракции, преобладающей в сенате и, следовательно, вершащей делами Рима. То, что все произошло как раз наоборот, объяснялось чистой случайностью: в качестве солдатского трибуна Друз участвовал в битве при Араузионе, где консулар-патриций Квинт Сервилий Цепион отказался от совместных действий с Новым человеком Гаем Маллием Максимом, в результате чего легионы Рима и его италийских союзников понесли поражение от германцев в Трансальпийской Галлии.
После возвращения Друза из Трансальпийской Галлии в его жизни появились два новых обстоятельства: дружба с марсийским аристократом Квинтом Поппедием Силоном и новый, более мудрый взгляд на людей одного с ним класса и происхождения, особенно на папашу Цепиона. У тех не обнаружилось ни капли уважения к воинам, складывавшим головы под Араузионом, будь то благородные римляне, союзники-италики или римские capite censi.[86]
Это не означало, впрочем, что молодой Марк Ливий Друз тотчас проникся целями и чаяниями, отличающими истинного реформатора, ибо всегда оставался настоящим сыном своего класса. Однако он – подобно другим своим предшественникам из рядов римской аристократии – приобрел опыт, который научил его думать. Говорят, что судьба братьев Гракхов решилась тогда, когда старший, Тиберий Семпроний Гракх, выходец из высочайшего римского нобилитета, совершил в юные годы путешествие по Этрурии и убедился, что общественные земли Рима находятся в безраздельном распоряжении немногих римских богатеев, которые выгоняют на поля полчища закованных в цепи рабов, запираемых на ночь в гнусные бараки, именуемые ergastula. Тогда Тиберий Гракх и задался вопросом: а где же мелкие римские землевладельцы, которым как будто надлежит зарабатывать здесь на жизнь и растить сыновей для армии? Будучи продуктом своего класса, Тиберий Гракх задумался; он был наделен острым чувством справедливости и огромной любовью к Риму.
После битвы при Араузионе минуло семь лет, за которые Друз успел избраться в сенат, послужить квестором в провинции Азия, взять, поступившись собственным комфортом, после постигшего папашу Цепиона позора к себе в дом шурина с семейством, стать жрецом государственной религии, умножить свое состояние, присутствовать при прискорбных событиях, приведших к убийству Сатурнина и его соратников, и выступить вместе с сенатом против Сатурнина, который пытался стать римским царем. За эти семь лет Друз множество раз принимал у себя в гостях Квинта Поппедия Силона, слушал его речи – и продолжал размышлять. Его сокровенным желанием было решить проклятый италийский вопрос чисто римским, сугубо мирным путем, удовлетворив обе стороны. Именно этому он и отдавал всю свою энергию, не предавая свои действия гласности, пока не будет найдено идеальное решение.
Марс Силон был единственным, кому было ведомо направление мыслей Друза. Будучи весьма проницательным и осторожным человеком, Силон все же слишком откровенно высказывал свою собственную точку зрения, хотя она существенно отличалась от взглядов Друза. Шесть тысяч легионеров, которыми командовал Силон под Араузионом, погибли все, до последнего обозника, и все они были марсами,
