прутьев. Солдаты и ликторы, люди в тогах и их женщины – все буквально оказались разорванными на куски. Театр представлял собой кровавый хаос; куски тел перебрасывались, как мячики, с одной стороны орхестры на другую. Толпа пронзительно вопила и визжала, рыдала от радости и ненависти и превратила сорок римских чиновников, двести римских торговцев и их жен в кучи кровавого мяса. Фонтей и Фабриций погибли одними из первых.
Не избежал подобной участи и Квинт Сервилий из семьи Авгуров. Несколько человек из толпы кинулись на сцену, прежде чем он успел двинуться с места, и с большим удовольствием сначала оборвали ему уши, потом свернули нос, выцарапали глаза и сломали пальцы. Затем его, вопящего без перерыва, подняли за руки и за ноги и без особых затруднений разорвали на шесть частей, подбросив в воздух.
Когда все было кончено, пицены из Аскула веселились и танцевали, собрав куски тел римлян, убитых в театре, в кучу на форуме, и бегали по улицам, терзая до смерти тех римлян, которые не пошли на представление. К ночи никого из римских граждан и их родственников не осталось в живых в Аскуле. Город закрыл свои массивные ворота, и люди стали обсуждать, как им обеспечить себя запасами и выжить. Никто не сожалел о безумии, овладевшем ими в тот момент. Это было, пожалуй, действием, вскрывшим наконец нагноившийся нарыв ненависти, зревший внутри них, и теперь они радовались и давали клятву никогда больше не терпеть власть Рима.
Глава 3
Четыре дня спустя весть о событиях в Аскуле достигла Рима. Двое римских актеров сбежали со сцены и, спрятавшись, наблюдали страшную бойню в театре, а потом бежали из города перед самым закрытием ворот. Четыре дня им потребовалось, чтобы добраться до Рима, часть пути они проделали пешком, а часть на повозках, запряженных мулами, или сидя вдвоем на одной лошади. Упрашивая хозяев подвезти их, они ни словом не обмолвились об Аскуле – так были напуганы – и развязали языки, только очутившись в безопасности. Все в Риме содрогнулись от ужаса, не веря своим ушам. Сенат объявил траур по утраченному претору, а весталки устроили поминки по Фонтею, отцу их маленького новоприобретения.
Если из этого побоища можно было сделать какие-то положительные выводы, то (хотя выборы в Риме уже прошли) оно избавило сенат от необходимости управиться с Филиппом без посторонней помощи. Луций Юлий Цезарь и Публий Рутилий Лупус стали новыми консулами. Порядочный Цезарь по экономическим соображениям оказался связанным с тщеславным и богатым, но некомпетентным Лупусом. Это был еще один восьмипреторный год с обычной мешаниной патрициев и плебеев, людей подходящих и неподходящих, пролазов. Косоглазый младший брат нового консула Луция Юлия Цезаря, Цезарь Страбон, стал курульным эдилом. В число квесторов включен был не кто иной, как Квинт Серторий, завоевавший Травяной венок в Испании, что давало ему право на любой официальный пост. Гай Марий, двоюродный брат его матери уже обеспечил для Сертория сенаторский ценз, и, когда избиралась новая пара цензоров, тот был уверен, что войдет в сенат. В судебных делах он, может быть, понимал мало, но для своих лет имел достаточно славное имя и обладал таким же магическим влиянием на основное население, какое имел Гай Марий.
Среди необычайно впечатляющей группы плебейских трибунов особенно зловреден был Квинт Варий Север Гибрида Сукроненс, который поклялся, что, когда новая коллегия займет свои должности, те, кто поддерживал идею гражданства для Италии, заплатят за это, все – от мала до велика. Когда весть о бойне в Аскуле достигла Рима, она дала Варию в руки превосходное оружие. Не будучи еще в должности, он неутомимо собирал голоса всадников и завсегдатаев форума в поддержку его программы возмездия, выдвигаемой в плебейской ассамблее. Что же касается сената, то, раздраженные постоянными упреками со стороны Филиппа и Цепиона, избранники старого года не могли расслабиться слишком быстро.
Вскоре после событий в Аскуле из новой столицы Италики в Рим прибыла депутация, состоящая из двенадцати италийских аристократов. Они конечно не упоминали ни Италии, ни Италики, а лишь требовали, чтобы их приняли в сенате по вопросу признания гражданства для каждого человека, живущего южнее – не рек Арн и Рубикон, но – Падуса в Италийской Галлии! Эта новая граница была точно рассчитана, чтобы перессорить всех в Риме – от сената до самых нижних слоев, поскольку в действительности предводители новой страны Италии вовсе не хотели теперь признания гражданства. Они хотели войны.
Уединившись с делегацией в Сенакуле, небольшом доме по соседству с храмом Согласия, глава сената Марк Эмилий Скавр попытался договориться с этими крикливыми наглецами. Он был лояльным сторонником Друза, но после его смерти не видел смысла в упорной борьбе за признание гражданства; ему хотелось остаться в живых.
– Вы должны передать вашим хозяевам, что не может быть и речи о переговорах, пока не будут получены репарации от Аскула, – надменно заявил Скавр. – Сенат не желает вас видеть.
– Аскул – лишь доказательство того, как решительно настроена вся Италия, – ответил глава депутации Публий Веттий Скатон, представитель марсов. – Не в нашей власти требовать чего бы то ни было от Аскула. Это должны решать сами пицены.
– Подобное решение, – сурово сказал Скавр, – принято Римом.
– Мы снова настаиваем на встрече с сенатом, – сказал Скатон.
– Сенат не намерен встречаться с вами, – непреклонно ответил Скавр.
После этих слов двенадцать посланцев встали и направились к выходу, причем, как заметил Скавр, вовсе не выглядели удрученными. Прежде чем выйти, Скатон сунул в руку Скавра свернутый документ.
– Прошу тебя, Марк Эмилий, возьми это от имени народа марсов.
Скавр не заглянул в документ, пока не пришел домой, где его писец, которому он доверил письмо, принес его для прочтения. Развернув документ с некоторой досадой, потому что успел забыть о нем, Скавр начал разбирать его содержание со все возрастающим удивлением.
На рассвете он созвал заседание сената. Филипп и Цепион, как обычно, не удосужились прийти. Однако Секст Цезарь явился, как и все вступающие в должность консулы и преторы, пришли все уходящие плебейские трибуны и большинство новых – при подозрительном отсутствии Вария. Бывшие консулы тоже присутствовали. Подсчитав по головам, Секст Цезарь с удовлетворением заключил, что кворум все-таки есть.
– Вот документ, – сказал глава сената Скавр, – подписанный тремя людьми от имени марсов – Квинтом Поппедием Силоном, который именует себя консулом, Публием Веттием Скатоном, называющим себя претором, и Луцием Фравком, который именует себя членом совета. Я должен ознакомить вас с ним.
«Сенату и народу Рима! Мы, избранные представители народа марсов, действуя от имени нашего народа, объявляем об отмене нашего статуса союзников Рима. Исходя из этого, мы не будем платить Риму ни налогов, ни десятины, не станем исполнять никаких повинностей, которые могут быть потребованы от нас. Мы не будем предоставлять войск для Рима. Мы намерены забрать назад у Рима город Альба Фуцения со всеми его землями. Просим считать данное объявлением войны.»
