квартиры, а продуктов осталось мало.
– Как скажете.
Жлобства Алавер не проявил, честно выдал Славику пять сотен, в складчину – при всем этом он еще в Большом Доме намекал, что знает о немалых доходах и сбережениях аргусов. По общему согласию затарились пакетами с польскими овощами для жарки, куриными грудками, сыром и, безусловно, водкой. Выпить очень хотелось.
– Как вы за рулем поддатым сидите? – спросил Славик по дороге к дому. – Опасно же!
– Называйте это оправданной самоуверенностью. Мастер спорта по ралли. Когда я пьян и пьян всерьез, мне гораздо труднее удержаться на ногах, чем сидеть за рулем. Это даже не «автопилот», а безусловный рефлекс. Так получается не у каждого, но ведь и аргусом станет не всякий…
– Почему вы постоянно подчеркиваете необычность хранителей Дверей? Я чего-то не знаю? Ну там, генетика, наследственность, одаренность…
– Генетика, наследственность, одаренность, – более чем смиренным тоном повторил гражданин майор. – Хрен вас знает. Вы действительно особенные. Не такие, как все. Среди прочих полезных качеств аргусов отмечу способность выбираться из самых сложных и запутанных ситуаций, причем не обязательно самостоятельно – вам частенько помогают оттуда. Случаи известны…
Славик открыл замок на двери парадной, машинально обошел едва заметные коричневатые контуры на нижней площадке – отмыть кровь полностью не вышло. Погремел ключами, выбирая нужный.
– Вы меня в могилу сведете… – выдохнул Славик и впервые в жизни ощутил, что за грудиной нехорошо заныло. Симптом показательный, сердце, что ли, прихватило? Или опять банальная психосоматика? – Ну ё- моё…
Алёна была в полном порядке – как и всегда, старалась не терять лицо. Стильный английский халат с Биг-Бэном, овечками и раскатывающими по вышитым шелком лугам паровозиками, очки и тонкая сигарета, зажатая между пальцев.
За спиной Алёны Славик узрел донельзя знакомую бородатую физиономию. Даже две. Даниры приветливо лыбились и всем видом показывали, что безумно рады видеть Слейфа-гасти.
Трюггви, сын Гуннара, и Кетиль, сын Орма. Чтоб они сдохли оба. Желательно в страшных мучениях.
Как они сюда попали, спрашивается?
– Алён, это Юра… Юрий Мейнартович.
– Заходите, что встали? Славик, извини, у нас тут толпа гостей.
– Толпа? – едва не взвыл новоиспеченный аргус. – Сколько их? Вся дружина? С конунгом во главе!?
– Тихо-тихо. Двое! Всего двое! Я объясню!
– Славик, это просто неприлично. – Алёна открыла дверь спальной и включила свет. – Люди пришли в гости к тебе, а не ко мне. Я, конечно, сказала, что хозяину нездоровится, они поняли и стали говорить тише – до чего воспитанный народ! – но я тоже не железная.
– Захотят спать, выдай им спальники и устрой в гостиной, – пробурчал Славик. Ему было очень нехорошо, кружилась голова, адски урчало в желудке и мерзко тошнило. Заставить себя подняться Славик был не в состоянии. Сомнений не оставалось, это психическая реакция на тяжелые стрессы минувшего дня. Расклеился, как впечатлительная семиклассница. – Юрий еще здесь?
– Пьет водку и, кажется, не пьянеет. По своей инициативе сбегал за пивом – Трюггви с Кетилем крепкое спиртное, оказывается, не употребляют.
– Это нормально, коньяк с водкой в девятом веке на их счастье не изобрели. Если ты не хочешь, чтобы я отбросил копыта прямо сейчас, выключи свет. Не могу. Просто не могу.
Алёна молча вышла. Этим вечером ей пришлось нелегко – сначала в квартиру с грохотом ввалились двое незнакомцев устрашающего облика и при холодном оружии, едва не вызвав у подруги Славика бурную истерику, до того перепугалась. Вовремя сообразила, что на наемных киллеров эта парочка не похожа, кроме того, они проникли в дом через Дверь, незнамо каким способом ухитрившись открыть ее с той стороны. Ключ от Двери лежал в книжном шкафу, Славик предпочел внять совету Гончарова и пока не устраивать вылазок в историческую реальность – не до того было…
Тот, что выглядел постарше, несколько секунд оглядывал застывшую в ужасе Алёну, затем положил левую ладонь на грудь и поклонился. Господи, конечно же это Трюггви-годи, последний раз Алёна видела его перед самым отъездом в Лондон – бессознательный дан валялся на диване в спальной и бредил! Сейчас выглядит вполне бодрым, только правая рука все еще плохо действует…
– Здравствуй, женщина, – вполне разборчиво сказал Трюггви на языке, отдаленно напоминавшем современный исландский. Другая фонетика, иные окончания глаголов и строй предложения, но диалект понятен любому германисту, имевшему дело с древнескандинавским. – Я узнал этот дом, мы не ошиблись. Здесь ли мой друг, называющий себя Слейфом и получивший от данов Рёрика-сэконунга прозвище Гасти?
Алёна с трудом обрела дар речи и начала путано объяснять, что Слейф-гасти ушел в… Тут она попыталась сообразить, как перевести на древнеисландский слово «милиция», не говоря уже про аббревиатуру ФСБ. Словом, он ушел к одному из ярлов этого города. У них важный разговор.
Трюггви осознал важность момента и степенно заявил, что беседа с достойным ярлом – дело серьезное. Могут ли они с Кетилем, сыном Орма, подождать Слейфа в его хусе? И кем является для Слейфа женщина, которая сейчас разговаривает с Трюггви Гуннарсоном? Сестра? Трюггви кажется, что он узнал ее сладкий запах, будто от цветов; так и раньше пахло в этом доме…
Учтивость по-датски. Естественно, чувства у людей оттуда куда более остры. Немудрено, что Трюггви вспомнил аромат духов Алёны…
– Пойдемте в… – опять пришлось подбирать нужное слово, – в трапезную. Слейф должен скоро прийти. Он будет рад видеть друзей-даниров.
Что им предложить? Славик и Наталья упоминали, что Трюггви полюбил крепкий чай с сахаром. Есть белый хлеб, его можно намазать маслом и вареньем – остается достать трехлитровую банку клубничного, подаренную Валентиной Васильевной, бывшей квартирной хозяйкой Славика. Им должно понравиться.
Трюггви оставался благожелательно-спокоен, квартиру он знал как свои пять пальцев. Второй дан по имени Кетиль, более молодой и стеснительный, поглядывал с неожиданной робостью – незнакомая обстановка его настораживала. Присел на самый краешек кухонного уголка, выпрямил спину. Замер, только глазами вправо-влево. Долго разглядывал удивительный прибор холодильник, из которого Алёна извлекла варенье и масленку.
– Петерсборг, наверное, очень большой город? – сказал Трюггви, из вежливости желая завести разговор. Молчать в гостях не принято. – Все дома из камня, как в Риме или Миклагарде? Я сам в этих городах не бывал, но уважаемые люди рассказывали. Им можно верить.
Постепенно Алёна приноровилась к манере речи данира – иногда он подсказывал верные слова, поправлял произношение, добавил в Алёнин словарь несколько новых выражений, которыми обозначал бытовые приборы. Холодильник – «йарнисс», что-то вроде «железного ледника», газовая плита в свою очередь оказалась «блайсейдир», «синий огонь», причем использовалось именно окончание «сейдир», огонь для приготовления пищи, а вовсе не поэтическое «брисинг» и не разговорное «эльдр». Клад для филолога!
Пришлось объяснять, кем она сама является для Славика. Понятия «любовница» у древних скандинавов нет, назваться «рабыней-наложницей» абсолютно невозможно – сразу уважать перестанут, – поэтому было избрано слово «брюдр», невеста. Почему бы и нет? Возникли затруднения с именем: «Алёна» они могут произнести свободно, нет трудных русских согласных, однако человеческое имя в представлении даниров обязательно должно нести смысловую нагрузку, назвать другого бестолковым набором звуков для них дико и немыслимо.
Сошлись на «Альвгерд», и красиво и понятно. Алёна мысленно попыталась перевести отчество «Дмитриевна», получилось адекватно, если учитывать семантику: «Дмитрий», «посвященный Деметре», богине плодородия. У скандинавов за плодородие отвечают Ньёрд или Фрейр, вот и получается Альвгерд Ньёрдсдоттир.
С крещением, Алёна Дмитриевна.
Кетиль, следуя примеру невозмутимого Трюггви, начал осваиваться. Попробовал чай, улыбнулся, сказал,
