Дьяволы дня 'Д'

– Но, проклятье, мы не можем здесь просто так стоять! Один из нас должен пойти за помощью!

– Пожалуйста, полковник! – взмолилась Мадлен. – Просто стойте спокойно и не двигайтесь! Если вы будете просто спокойно стоять, у нас все-таки будет шанс!

Это было подобно тому, как просить кого-нибудь стоять спокойно в черной как смоль клетке со сбесившимся леопардом. Усугубляло ситуацию и то, что лейтенант-полковник Танет был приучен действовать. Вся философия его жизни заключалась в следующем: если сомневаешься – делай что-нибудь.

– Я собираюсь бежать отсюда – вот и все! – сказал он.

– Нет! – закричала Мадлен. Я попытался в темноте схватить его за руку, но думаю, что он занимался регби или чем-то в этом роде, потому что он ловко пригнулся и пропал.

Мы не могли их видеть, но мы слышали их. Когда лейтенант-полковник вывернулся из моих рук и бросился через подвал, дьяволы неожиданно кинулись за ним: их тела зашелестели и загремели в страшной, возбужденной спешке. Он добрался до лестницы; думаю, сумел доковылять до второй или третьей ступеньки. Но потом ахнул каким-то странным, сдавленным голосом, и я услышал, как он споткнулся и с тяжелым звуком упал на пол.

– Oh, mon Dieu…[46] – сказала Мадлен. Но мы оба знали, что идти ему на помощь было бы равносильно самоубийству. Темнота была полнейшей, и нас схватили бы, как слепых мышат, брошенных крысе.

Внезапно, однако, страшные толкотня и суматоха среди дьяволов утихли; и я увидел, как из темноты проступили неярко фосфоресцирующие контуры, в которых угадывался Элмек. Он дрожал и извивался, изменяя свою внешность от отвратительных рептилий до бесформенных головоногих и пугающих клубов эктоплазмы. Затем, настолько скрипучим голосом, что его невозможно было узнать, он сказал своим двенадцати братьям:

– Оставьте… этого человека… невредимым… Он будем сладким кусочком… для нашего хозяина… Адрамелека.

Постепенно лампочки в подвале снова загорались. Светили они тускло, и мы видели лишь груду темных очертаний возле подножия лестницы. Но можно было понять, что лейтенант-полковник Танет был все еще жив; он корчился на полу, закрывая руками голову, чтобы защитить ее от когтей, зубов и кожаных крыльев, только это вряд ли помогало ему.

– Эти смертные… будут принесены в жертву… – продолжал Элмек грубым голосом. – Это их награда… за помощь нам…

Мадлен сделала шаг вперед, в толпе дьяволов послышались шуршание и шепот.

– Не твоя ли это идея насчет сделки? – отчетливо произнесла она. – Не твоя ли это идея насчет того, чтобы хранить обещания?

Элмек засмеялся, и смех этот был похож на звук рассыпавшихся осколков стекла.

– Ты сказала… что вы желаете… служить Адрамелеку…

– И мы будем! Мы будем самыми преданными смертными, которых только знал его злобство! Но мы не сможем ему служить, если вы используете нас как жертв!

В то время когда Мадлен спорила с Элмеком, я стоял на значительном удалении. Во первых, потому что казалось, что она – хотя я и не мог предположить каким образом – в какой-то степени держала ситуацию под контролем. Либо она не была со мной искренна, когда мы впервые встретились возле танка в Нормандии, либо она демонстрировала черту своего характера, о которой я даже не догадывался. Но как бы то ни было, она играла мастерскую игру для того чтобы сохранить наши жизни, и все остальное не имело значения.

И кроме этого, я держался подальше из-за этих дьяволов, этих ужасных горгулий, которые жили, дышали, скрежетали зубами в непреодолимом желании крови, были призрачными персонажами ночных кошмаров; и я знал, что если бы подошел ближе, то нашел бы, что кошмары эти были реальностью.

Из шевелившейся массы дьяволов поднялась костлявая голова дьявола Умбакрейла, и узкое, козлиное очертание его черепа закрыло тускло светившие подвальные лампы.

– Для смертного, высшим проявлением его преданности Адрамелеку является пожертвование ему жизни, дыхания и крови. Как ты можешь говорить, что ты верный слуга Адрамелека, если не хочешь пожертвовать ему свои самые величайшие дары?

– У меня есть более великий и более таинственный дар для вашего хозяина, Адрамелека, чем моя жизнь, дыхание и кровь.

От дьяволов донеслись шепот и бормотание. Сейчас они выделяли такой смрад, что я чувствовал себя, как в зоопарке. Кислый, сухой зловонный запах, подобный запаху мочи медведей или обезьян.

– Скоро у тебя будет шанс показать, что у тебя есть, смертная. Теперь мы вызовем Адрамелека из его многолетнего сна, и тебе будет предоставлена честь самой преподнести ему свой дар.

– Очень хорошо, – сказала Мадлен, секунду помолчав. Затем она повернулась спиной к тринадцати ужасным приспешникам Адрамелека, словно они были не более опасны, чем привязанные псы.

На полу возле лестницы кашлял и стонал лейтенант-полковник Танет.

– Полковник! – позвал я. – Как вы себя чувствуете?

Он снова закашлял.

– Не знаю… очень тяжело. Мне кажется, что я сломал на ребро. И что-то изодрало мне спину своими когтями. Я чувствую кровь.

И снова оглушительный грохот потряс подвал; бормотание и шепот усилились на волне нетерпеливого желания.

– Пора, – сказал Чолок. – Пора вызывать.

Я и Мадлен стояли, прижавшись спинами к стене, а дьяволы выстроились полукругом в центре подвала. Я пытался смотреть на них, стоявших в плотной, густой темноте; я пытался разглядеть, что они в действительности из себя представляли. Но казалось, что они сами создавали вокруг себя мрак, настоящий покров темноты; и единственное, что я смог различить, были чешуйчатые крылья, изогнутые рога и глаза, горевшие, поблескивавшие адскими огоньками. Это были те самые легендарные средневековые дьяволы, – дьяволы, которые с самых давних времен заставляли страдать в Европе людей. Не было почти совсем ничего удивительного в том, что они не были плодом расстроенного воображения какой-нибудь монахини, а ходили по земле, имея настоящие когти и настоящие зубы, и что мы темной ночью должны были так же сильно бояться их, как и грабителей и убийц.

Мадлен склонилась ко мне и прошептала:

– То, что ты сейчас увидишь, будет ужасно. Твоя жизнь будет в опасности. Но что бы не случилось, не паникуй и не пытайся бежать. Ты видел, что произошло с Танетом.

Не говоря ни слова, я кивнул. Смрад и темнота стали теперь сгущаться надо мной; я почувствовал, что нахожусь лицом к лицу с каким-то ужасным, но неминуемым моментом страха, словно при посадке в 747-ом со сломанными шасси, когда осознаешь, что в какой-то момент ты должен разбиться. Я думаю, что готов был сделать что угодно за сигарету. И я был согласен на все, лишь бы оказаться в другом месте.

Дьяволы затянули какую-то длинную литанию на языке, который я не мог узнать. Она имела какой-то удивительно навязчивый ритм, бесконечно повторяющиеся, режущие слух звуки; от этого я неожиданно почувствовал приступ тошноты. В подвале становилось все теснее и теснее, и было уже невозможно вдохнуть воздух, который не был бы пропитан смрадом демонов. Я вытер внутренней стороной рукава со лба пыль, пытаясь сохранять напряженными мышцы желудка, чтобы не вырвало.

– Адрамелек часту ремлишту нарек. Адрамелек хизмарад йонлут. Адрамелек часту ремлишту нарек.

Сначала не было ничего, кроме этого непрерывного, монотонного бормотания. Но затем во мне появилось странное чувство, что-то вроде звенящей металлической пустоты, как будто бы я был у зубного врача под действием новокаина. Я осознавал, что температура опускалась все ниже, ниже и ниже; мне казалось, что дальняя стена подвала исчезла, и там не было ничего, кроме темной и леденящей пустоты.

– Адрамелек часту ремлишту нарек. Адрамелек хизмарад йонлут. Адрамелек часту ремлишту нарек.

Теперь казалось, что стены подвала испарились и сквозь них дул холодный астральный ветер. Казалось,