– Угу.
– Журналисты не должны увидеть в тебе личность. Всего-навсего – очередной амбициозный продюсерский проект! А они ох как не любят поточное производство. И если такой ярлык с самого начала приклеится к бренду «Белка», отодрать, отстирать, отбелить его впоследствии будет стоить глобальных усилий.
– Ох, – вздохнула я, согнувшись внутренне под тяжестью его слов.
– Что такое? – он проницательно взглянул на меня.
– Да, по сердцу заскребло… нелегко как-то…
– Подставлять человека?
Я молча кивнула.
– Понимаю. Я и сам всегда мучался. Броней оброс совсем недавно. Вроде понимаешь, что бьешься за правое дело, а побеждать кого-то, пусть даже очень нехорошего, всегда тяжело. Я в детстве баловался выжигателем, это такой прибор, при помощи которого выжигают рисунки по дереву. А сейчас мне кажется, что любая победа – точно такой выжигатель, только рисует у тебя внутри. Потому и говорили древние, что любая победа – это поражение.
– Да… да… – я постаралась собраться, – только Гвидо нельзя назвать нехорошим, он совсем не злодей, он – наоборот…
– Ты серьезно?
– Вполне.
– А я-то думал, он классический упырек из шоубиза, как все эти рулевые попсы, – Никита имеет забавное свойство начинать фразу агрессивно, а заканчивать ее немой улыбкой.
– Неправда! Он классный! Он так врубается во все! Он очень глубокий… И он не ломает, не навязывает… Он помогает… Помогает развиваться, расти! – Я принялась с жаром защищать Гвидо, понимая, что это – не для Никитоса, это я сама для себя рисую его портрет, эта маленькая речь в защиту пролитого молока – моя попытка виртуально, за глаза, попросить у Гвидо прощение за то, что я собираюсь сделать и… все-таки сделаю. – Знаешь, если бы я хотела работать в шоубизе, то – только с Гвидо! И потом – меня ведь никто не принуждал подписывать контракт, я сама ломилась в эту профессию. А Гвидо поверил в меня, вложил деньги… и он их потеряет… из-за меня, из-за моей прихоти, моего желания, из-за того, что я полюбила… и все!
– Может, дадим задний ход? – Никита посмотрел на меня участливо и, что гораздо важнее, без осуждения.
– Нет… Не могу… Мне надо к нему… Мне надо отсюда. Я задыхаюсь в этом городе среди этих людей.
– Ну-у-у, если вопрос формулируется «быть или не быть?», скажем спасибо инстинкту самосохранения, и – вперед, к жизни! Главное – постарайся выбросить мусор из головы. Прими перед сном горячую ванну, выпей пятьдесят коньяку, покури и подумай о том, что рефлексировать и замаливать ты еще успеешь. У тебя еще вся жизнь для этого будет.
…А хрипатому певцу фиг знает чего, хоть сам певец утверждает, что – «шансона», я так и сказала тогда за сценой:
– Не пойте, пожалуйста, Высоцкого! У вас такая пошлятина выходит! За поэта стыдно!
Певец подавился и покраснел. А Гвидо так грозно цыкнул на меня! Крепко схватил пальцами-щипцами за локоток, отвел в угол:
– Ты офигела, малолетка?! Ты знаешь, кто он такой?! Кто он и кто ты?!
– Я – начинающая певица… а он – безвкусный пошляк!
– Засунь эти слова себе так глубоко… – Гвидо побурел от ярости, обрызгав меня слюной, – чтобы я никогда, слышишь, никогда больше не слышал дурного слова в адрес коллег по сцене! Ты что, идиотка, не понимаешь, мы все здесь одним миром мазаны! Мне тоже, может быть, не все нравится… Я, поверь, дома в наушниках песни этого, – он кивнул в сторону певца, который нервно курил в сторонке, – не слушаю! Но на людях мы обязаны соблюдать пиетет! Корректность! Политес! Мы все из одной стаи, она маленькая, эта стая, поэтому все мы обязаны поддерживать друг друга. Если этого не будет, придут другие хищники и даже перьев от нас не оставят! Запомни, ма шер, крепко запомни это правило и пусть оно станет для тебя инстинктом выживания: «Никакого злословия в адрес коллег! Никакого!»
Гвидо отпустил мой локоть, стопудово посадив синяк, отошел обратно к певцу и несколько минут говорил с ним. Уж не знаю, о чем, но певец выступил в своей очереди, спев две песни и сказав со сцены, что он «рад приветствовать появление новой певицы Белки на российской эстраде»! Клянусь! Он так и сказал!
А я поняла, как полезны для моего внутреннего самочувствия агрессивные выпады продюсера. Если Гвидо еще несколько раз оставит синяк на моем локте и обрызгает меня слюной, я, кажется, перестану испытывать муки совести. Кажется…
Дельфины крутили пируэты в воздухе, выпрыгивая из бассейна точно на сильную долю. Гвидо всем своим дружкам, лица которых я знаю из телевизора, хвастался, будто дельфины так реагируют на нашу музыку. Они поддакивали ему, смеялись и чокались бокалами, произнося то ли шутки под видом тостов, то ли – диагнозы. А толстый политик, который когда-то слишком буквально воспринял выражение «Политика – вершина шоу-бизнеса», предлагал финансировать новый поп-проект, в котором Гвидо должен будет обучить дельфинов петь, благо танцевать они и без него умеют.
– Главное, сделать правильный хит! – политик панибратски тискал Гвидо, как субтильную модельку, – пусть они хоть верещат по-дельфиньи, лишь бы народ принял! Прикинь тексты в прессе: «В прошлом месяце дельфины по продажам и ротациям обошли всех Киркоровых, Фриске и „Блестящих“ вместе взятых»!
– Гастролировать накладно, – серьезно отвечал ему Гвидо.
Перед моим выходом, так сказать, в качестве приветственных жестов дружбы, гостеприимства и единства российской поп-сцены, выступили хрипатый певец, девочка с какой-то, кажется, нечетной фабрики, бойз-бэнд, с парнями из которого трахаться, подозреваю, гораздо приятнее, чем слушать их козлетоны, и пожилая эстрадная метресса, исполнившая бойкую песню в образе тридцатилетней «еще ого- го!».
– А она-то зачем здесь?
– Когда я был в твоем щенячьем возрасте, она была добра ко мне, – признался Гвидо, – сейчас я помогаю ей, чем могу. К сожалению, немногим.
– Очередной закон шоу-бизнеса? – с напускным цинизмом бросила я вызов.
– Закон человеческих отношений, – тихо ответил Гвидо и повторил: – человеческих.
И я снова опустилась в трясину своей совести. Ненадолго. Свист, гогот, истеричный визг отвлекли всех, кто кучковался на бэкстейдже. Еще до того, как выглянуть из боковой кулисы, я услышала голос и все поняла. Это был Славка. Он взобрался на сцену прямо из зала, и зал встретил своего любимого клоуна хоровым воплем. Он схватил гитару и, наиграв на одной струне тему из передачи «В мире животных», сообщил, что подготовил приветственное стихотворение восходящей звезде.
– Готовы?!
Зал грохнул в ответ!
Не помню подробностей, он читал что-то о том, как с детства не любил козлов за бороды, петухов за гребни, плюшевый мишка с годами превратился в зверюгу-медведа, а вот белка – как была сказкой, так и осталась. Типа белка – человек, и еще – что-то про зубы. Вовсе даже не остроумно. Плоско!
Лицо Гвидо от ярости за десять секунд поменяло все состояния светофора, включая – «неисправный». Не решаясь выйти в таком виде в зал, он по мобильному набирал звукорежиссера, с остервенением тыкая в кнопки, – чтобы приказать тому немедленно вырубить звук. Но звукорежиссер так и не услышал вызов. Толпа хлопала и топала, ухала и бухала, воспринимая все происходящее как часть сценария. А Славка опять ударил по струнам и запел песню, которой я никогда раньше не слышала. До меня долетали отдельные фразы, в рефрене Славка скандировал «Шоубиз, отъебись!», а в куплете, кажется, рассказывал о девочке, которой приснилась презентация восходящей звезды российской сцены, и это оказался – кошмарный сон! Где он откопал этот бред? Неужели сам сочинил?
Я продолжала подглядывать из-за кулисы, мне была интересна реакция зрителей. Она была разной.
