Слово живое и мертвое

ждет»; герой жаден к жизни, нетерпелив, силы в нем бурлят, отсюда и присловье, и прозвище. Но только в новом переводе настоящий мастер донес это до читателя.

Наши критики и литературоведы называли, а некоторые и до сих пор называют роман А. Камю «Чужой». Между тем по смыслу и философии этой книги герой ее не столько чужой людям (с их точки зрения), сколько посторонний им (его точка зрения на мир: меня все это не касается, я вас знать не хочу). Французское l’etranger включает оба эти значения. Но вот переводчик на английский сперва назвал эту книгу «Stranger», а через годы, в новом издании, исправил «Outsider». И так же, ломая «литературоведческую» традицию, сделали оба переводчика по-русски (в журнале «Иностранная литература» и в однотомнике).

К сожалению, до последнего времени наши редакции и редакторы опасались перемен, а если что-нибудь меняли, то как раз уходя от игры слов. Вот давний случай с одним из наших мастеров. В пьесе-сатире Шоу тупица полковник спрашивает умницу солдата, как его фамилия. Ответ: Миик, сэр. Полковник брезгливо переспрашивает. В этом имени, в столкновении героев – большой смысл, злая насмешка, терять ее жаль. По-английски meek – слабый, кроткий, даже размазня. Сделать Мягок, Слаб? Похоже, но не очень убедительно. В редакции запротестовали, переводчик не настаивал. Потом однажды в случайном разговоре возникло: конечно же, Миик – Мякиш! Подходит по звучанию (ср. Кавендиш!), верно по смыслу. «Эх, додуматься бы раньше»! Но книга уже вышла…

Современная пьеса.

Героя зовут Чанс, героиню Хэвенли – что это для русского уха? Тяжело, неблагозвучно – и только. Но в изданном у нас словаре английских личных имен мы ни того, ни другого не находим. А в пьесе и то и другое неспроста. Хэвенли (т. е. неземная, небесная) – имя-символ, имя-ключ, девушка эта воплощение чистоты, а ее втоптали в грязь. Чанс (буквально – счастливый случай, удача) – счастливчик, с юности словно «обреченный» на удачу своей красотой, но тоже горько обманутый судьбою.

Как тут перевести, можно ли чем-то заменить? Конечно, это нелегко. Но до чего же обидно смысл и, если угодно, эмоциональный заряд, заключенный в этих именах, терять!

Помнится, такое случилось еще в 40-х годах в переводе большого романа: женщину называли Бьюти. По-русски звучит так, что поневоле вспоминаешь о… битье. А она была сама Красота, немало говорилось о ее портрете и о художнике, который его написал. Опять задача труднейшая, тогда ее так и не решили, но, быть может, кто-нибудь когда-нибудь и решит?

Пустячок, но показательный: в новом издании хорошо известной книги имя подвижной собачонки, выразительное «Блошка» заменили непереведенным, несклоняемым и не слишком благозвучным «Пюс». Зачем, почему – непонятно.

Если одну лошадь в переводе называют «Принц», то почему рядом другая осталась «Квини»? Конечно же, она – «Королевна».

А вот, думается, случай не пустячный и потому более огорчительный. Переводился заново роман Твена, почти памфлет, где остро и зло высмеяна американская выборная система, парламентские нравы, сенат и сенаторы. В море продажности и демагогии Твен воздвиг один островок – это сенатор по имени Нобл. Но ведь не всякий русский читатель знает, что Noble по-английски значит благородный, честный. Нельзя ли этого сенатора окрестить так, чтобы звучало по-английски и все же просвечивал бы смысл? Почему нельзя хотя бы – сенатор по фамилии Честен! Ведь существуют фамилии Честер, Честертон, Честерфилд.

Долго доказывал, убеждал, умолял переводчик. Ссылался на Свифта, на Диккенса… Не вышло. Ни один редактор не опроверг его по существу, но все наложили вето.

А ведь у Твена Noble не случайность! Вдвойне необходимо переводить имена и названия, когда они важны по существу. Читатель не так много потеряет, не узнав, что селение Хоукай – это Ястребиный глаз: ну, еще одна живописная черточка, не более того. Но вот городок называется Мирная обитель или Коррупция – это уже не пустяк. Оставить Сент-Рест или Корапшен вместо хотя бы Корыстенвил – значит обокрасть читателя. Забавно, конечно, что три мельком упомянутых халтурщика от медицины именуются: доктора Пшик, Пляс и Дуб – тут редакция согласилась, но это как раз пустяк. А вот раскрыть смысл имени Нобл – имени единственного порядочного человека среди печатно высеченных Твеном ханжей и рвачей от политики – было по-настоящему важно!

Вспомним вновь «Закон Паркинсона». Будь редакторы в журнале настроены так же, как редакторы Твена, «Закон» этот в переводе проиграл бы непоправимо. Ибо автор смешно и ловко оттенил здесь пародийный канцелярит тем же хитрым приемом – именами и названиями «со значением», и переводчики сумели этим воспользоваться.

Конечно, сегодняшний западный памфлетист – не Фонвизин и не Грибоедов, Простаковых и Молчалиных в его текст не вставишь. Но и терять такую игру было бы непростительно – слишком многое пропадет для читателя, который не знает языка и не в силах уловить едкую осмысленность имен и фамилий. И переводчики «Паркинсона» их обыгрывают. Появляются мистеры Макцап, Стопбинг и Дуропейн или какой-нибудь епископ Неразберийский.

Депутат парламента, центрист из категории нерешительных – мистер Уэверли. Буквально – колеблющийся, в переводе – мистер Ваш де Наш.

Казначей Макфэйл – в переводе (почти буквально) мистер Макпромах. Профессор Макфишн (буквально Взрыв) – в переводе Мактрах. Подрядчики мистеры Макнаб и Макхаш – в переводе (почти буквально) мистеры Мактяп и Макляп. Мистер Вудворм (древоточец) – в переводе мистер Сгрызли (звучит тоже вполне по-английски, вспомните хотя бы Пристли!)

И еще, и еще, вполне в духе и стиле памфлета: мистеры Буйвелл, Крепчи, Напролэм, доктор Маккоекак, инженер-консультант Макхап (в подлиннике Макфи: гонорар, а может быть, и взятка!) И наконец, нефтяной трест с выразительным наименованием: «Тёк Ойл Да Вытек» («

The

Trickle

and

Dried

Up

Oil

Corporation»). Одни находки были отличные, другие не столь ярки. Но все это звучит по-английски, осмысляется по-русски, и, право, бьет без промаха. Нет никаких сомнений: без этих веселых колючих искр «Закон Паркинсона» изрядно бы померк.

На рубеже века писатель, самые серьезные свои романы любивший сдабривать крупицей юмора, в одной книге отвел немалую роль собачонке. Собачонка была ревнивая, капризная и не всегда доброжелательно смотрела на мир и на людей из-под густой, косматой шерсти, падающей на глаза, словно челка у модной девицы.

Звали собачонку – Блинк.

По-английски blink – мигать, щуриться. По-русски это на глаз и на слух прежде всего напоминает о блинах и масленице. Кроме того, Блинк звучит в мужском роде, а тут важно, что четвероногая героиня – женского рода и нрав у нее самый дамский. Редактор предложил обозвать собачонку Моргалкой или короче, звучней, ближе к русской Жучке – Жмуркой. Переводчик не согласился. Редактор не настаивал. Собачонка осталась Блинк, а в проигрыше остался читатель.

Когда-то, не подумав, ввели у нас без перевода Микки Мауса (верней бы мышонок Микки). Теперь малыши видят на экранах Майти Мауса – все ли знают, что mighty по-английски могучий? И чем плохо было бы – Храбрый мышонок, силач?

В романе французского автора осталось без перевода название модного дамского магазина «Прентан», а почему бы не «Весна»?

Западный фильм критики сперва так и называли «Джавз» – и неблагозвучно, и