меня член Британского научного общества и первый заведующий кафедрой эфиопских исследований Лондонского университета профессор Эдвард Уллендорф. Живший после ухода на пенсию в Оксфорде, этот известный ученый утверждал, что вовсе не трудно объяснить, как эфиопы стали называть ковчегами пластины из дерева и камня:
МУШКИ В ЯНТАРЕ
Устраняя кажущееся противоречие, предложенное Уллендорфом, решение развеяло лишь часть сомнений относительно притязаний Эфиопии на обладание утраченным ковчегом. В труде, озаглавленном «Царица Савская в эфиопских преданиях», Уллендорф подчеркивает, что не следует принимать всерьез «Кебра Нагаст» как исторический труд; его предназначение заключалось скорее в прославлении Эфиопии, и именно с этой целью в него и введено-понятие «ковчег».
Уллендорф не был одинок в своем мнении о малой достоверности «Кебра Нагаст». Во вступлении к своему переводу этого эпического произведения сэр Уоллис Бадж указал на весьма малую вероятность того, что царица Савская могла быть эфиопкой. «Гораздо вероятнее, — пишет он (как бы опробуя тот довод, с которым я был уже знаком), — что ее родиной была Себха, или Саба, на юго-западе Аравии».
Несколько крупных специалистов придавали большое значение тому факту, что во времена Соломона — за тысячу лет до Христа — Эфиопия не имела, по сути, подлинной цивилизации и уж определенно не могла похвастаться передовым городским обществом, способным выдвинуть такого просвещенного монарха, как царица Савская. В самом деле, по всеобщему мнению, просвещение еще не проникло на Абиссинское нагорье до примерно VI века до н. э. и достигло некоего уровня утонченности не раньше, чем через четыреста лет. К тому же этот период прогресса нельзя рассматривать как чисто эфиопское достижение: катализатором стало нашествие арабских племен, чьи «превосходящие качества» революционизировали вялую культуру местного населения. Происходившие главным образом из Йемена, эти семитские иммигранты «обосновались на севере Эфиопии и в процессе ассимиляции с местным населением привнесли изменения в культуру. С собой они принесли дары, не имевшие цены: религию, более развитую социальную организацию, архитектуру и искусство, а также письменность».
Короче говоря, эфиопская цивилизация была не только значительно моложе, нежели утверждают аксумские легенды, но и позаимствовала многое извне. В глубине души многие эфиопы знали об этом и чувствовали глубокую неуверенность насчет своего наследия. В самом деле, в одном образцовом историческом труде сделано предположение, что популярность «Кебра Нагаст» объяснялась тем, что она удовлетворяла глубокую психологическую потребность абиссинцев «доказать свое древнее происхождение… Народы-выскочки, как и отдельные выскочки, страстно желают обрести предков, и народы, так же как и отдельные люди, не испытывают угрызений совести, подделывая свои генеалогические древа».
На мой взгляд, значение всех этих аргументов заключено не столько в восприятии «Кебра Нагаст» как, прежде всего, фантастического произведения (хотя и не исключается возможность того, что рассказ о похищений ковчега мог быть основан на каком-то реальном факте), сколько в общем мнении о том, что эфиопская цивилизация относительно молода и является производной от цивилизации Южной Аравии.
Это общее мнение сказалось на моих попытках установить степень законности притязаний Эфиопии на обладание ковчегом, ибо это касалось цивилизации не только нагорья в целом, но и конкретно фалашей. «Кебра Нагаст» совершенно ясно указывает на то, что иудаизм проник в Эфиопию в 950-х годах до н. э., когда Менелик и его свита прибыли в страну с ковчегом (там даже говорится, что сама царица Савская была обращена в иудаизм). Поэтому существование туземных черных евреев в Эфиопии служит красноречивым подтверждающим доказательством присутствия там и ковчега. При более тщательном рассмотрении это оказалось не так — во всяком случае, по мнению ученых. Как говорил мне Ричард Пэнкхерст еще в 1983 году 21, академический мир в большинстве своем сходится во мнении, что иудейская вера вряд ли достигла Эфиопии раньше II века н. э. и что она была переправлена через Красное море из Йемена, где после 70 года н. э. бежавшие от римского преследования в Палестине эмигранты основали крупную еврейскую общину.
Одним из самых решительных сторонников такой точки зрения был профессор Уллендорф, представивший пространный аргумент по этому вопросу в своем убедительном труде «Эфиопия и Библия» и категорично утверждавший, что предками фалашей должны были быть обращенные евреями, которые «проникали в Эфиопию из Южной Аравии» на протяжении длительного периода с 70 по 550 год н. э.
Я решил изучить этот предмет с максимальной тщательностью. Если иудаизм фалашей насчитывал менее двух тысячелетий и пришел из Аравии, тогда огромная масса якобы убедительных «культурных подтверждений» прямых контактов между Эфиопией и Иерусалимом во времена Ветхого Завета может быть отвергнута с ходу, и притязание Аксума на роль последнего пристанища ковчега потеряет в значительной степени, если не полностью, свою достоверность.
Вскоре после того, как я приступил к новой фазе в своем исследовании, мне стало ясно, что единодушие ученых касательно «йеменского следа» проистекает в основном из отсутствия данных для какой-либо иной теории. Нет ничего, что доказывало бы, что иудейская вера
Это привлекло мое внимание как достойный сожаления недостаток логики, когда отсутствие доказательств рассматривалось на деле как доказательство отсутствия, а это уже совсем иное дело. Повторюсь:, проблема заключалась в отсутствии доказательств того, что иудаизм мог прийти в Эфиопию гораздо раньше и иным путем, нежели склонны думать ученые, но одновременно нет доказательств и того, что так оно и было.
Поэтому я чувствовал, что вопрос остается открытым и что ради собственного удовлетворения мне необходимо изучить предания, верования и поведение фалашей и сделать собственные выводы об их происхождении. Я полагал, что их религиозные отправления могли измениться на протяжении XII века под влиянием гостей с Запада и из Израиля. Поэтому я обратился к более ранним сообщениям, описывавшим их образ жизни до того, как на него оказали пагубное влияние культурные перемены новых времен.
По иронии судьбы, несколько таких сообщений было написано иностранцами, которые посетили Эфиопию с намерением произвести в стране культурные изменения, главным образом христианскими миссионерами XIX века, слышавшими о существовании крупной общины абиссинских евреев и стремившимися обратить их в свою веру.
Одним из таких евангелистов был Мартин Флад — молодой немец, прибывший в Эфиопию в 1855 году для вербовки приверженцев от имени Лондонского общества поощрения христианства среди евреев. Его книга «Фалаши Абиссинии» была опубликована в 1869 году. Я нашел в Британской библиотеке зачитанный, потрепанные томик и вскоре был поражен рядом мест, в которых автор настаивал на том, что евреи появились в Эфиопии самое позднее уже во времена пророка Иеремии (около 627 г. до н. э.), а возможно, и во время царствования Соломона. Отчасти Флад основывал свое утверждение на том факте, что «…фалаши ничего не знают о Вавилонском или Иерусалимском Талмуде, которые были сочинены во время и после Вавилонского пленения. Они также не соблюдают праздников Пурима и Освящения Храма, которые свято соблюдаются евреями нашего времени».
Дальнейшее изучение книги показало, что праздник Освящения Храма был известен как Ханука (что означает буквально «Освящение»). На мой взгляд, самое знаменательное в этом факте состоит в том, что указанный праздник был установлен в 164 году до н. э. и что по этой причине он обязательно должен был
