Ковчег завета

многочисленных островов-монастырей на озере Тана. Там он хранился еще долго после гибели Грагна. В середине же первого десятилетия XVII века император Фасилидас (которого Брюс называл «величайшим царем, когда-либо всходившим на абиссинский трон») построил новый собор Святой Марии Сионской на развалинах старой церкви, и в него была торжественно возвращена священная реликвия во всей ее былой славе 38.

Фасилидас сделал еще одно важное дело. Несмотря на благодарность его страны португальцам (контингент которых постоянно рос после успешного завершения войны с Грагном), он посчитал своей обязанностью изгнать всех поселенцев. В самом деле, он настолько настороженно относился к их намерениям, что вступил в сговор с турками в Массауа: любой португальский путешественник, прибывающий туда и намеревающийся попасть в Эфиопию, должен был быть схвачен и обезглавлен с выплатой значительной суммы в золоте за каждую доставленную таким образом голову.

ИСТОКИ ТАЙНЫ

После гибели дона Кристофера да Гамы пошла, похоже, на убыль интенсивная заинтересованность ордена Христа в Эфиопии. После же царствования Фасилидаса уже ни один португалец не мог проявить эту заинтересованность.

Однако орден Христа, как уже указывалось, не был единственной организацией, увековечившей традиции тамплиеров. Шотландские франкмасоны также получили свою часть наследия храма Соломона, в котором центральная роль принадлежала ковчегу завета. Из-за этого «шотландского следа» и в связи с тем, что Джеймс Брюс из Киннэрда уверял в своем дальнем родстве с королем, укрывшим беглых тамплиеров в XIV веке, я чувствовал необходимость глубже изучить деятельность самого отважного и решительного из иностранцев, когда-либо посещавших Эфиопию.

При росте в шесть футов четыре дюйма и соответствующем телосложении Брюс был настоящим гигантом («самый высокий человек, которого вы когда-либо видели бесплатно», — так описывал его один из современников). Он также был человеком состоятельным и хорошо образованным. Родившийся в 1730 году в южной части Шотландии, в семейном поместье в Киннэрде, в двенадцатилетнем возрасте он был отправлен в школу Харроу, где учителя оценивали на «отлично» его занятия классическими языками. Позже он завершил свое образование в Эдинбургском университете.

Затем он долго болел. Выздоровев, он отправился в Лондон, чтобы заняться работой, предложенной ему Ост-Индской компанией. В Лондоне он влюбился в красивую женщину по имени Адриана Аллен, на которой и женился в 1753 году. Вскоре он становится партнером тестя в виноторговой компании.

Затем случилась трагедия. Во время поездки во Францию в 1754 году Адриана неожиданно умирает, и, хотя через значительное время он женился вновь и стал отцом нескольких детей, Брюсу понадобилось много времени, чтобы прийти в себя после утраты первой жены.

Не находя себе места и испытывая депрессию, Брюс — начал путешествовать почти беспрестанно, с легкостью изучая новые языки, где бы он ни бывал. Странствия привели его сначала в Европу, где он дрался на дуэли в Бельгии, спустился на судне по Рейну, осмотрел римские развалины в Италии и изучал арабские рукописи в Испании и Португалии. Впоследствии, когда его лингвистические способности получили признание правительства, он был назначен на дипломатический пост британского консула в Алжире. Позже оттуда он отправился в длительное путешествие по побережью Северной Африки, посетил руины Карфагена, а затем и землю обетованную, где осмотрел другие достопримечательности древности. Находилось у него время и для посещения Шотландии, где после смерти отца в 1758 году он стал владельцем семейного имения.

В тот период молодой шотландец занимался астрономией, приобретя два телескопа, которые постоянно возил с собой. Он также овладел топографией и навигацией, которые сослужили ему добрую службу во время путешествий по Абиссинии.

Нет полной ясности, когда он решился на эту последнюю авантюру, но есть свидетельства того, что он довольно долго планировал свое путешествие (известно, например, что он начал изучать уже в 1759 году геэз — классический эфиопский язык). Благодаря таким приготовлениям, включавшим и чтение работ предыдущих путешественников, он приобрел широкие познания об истории страны к тому времени, когда в 1768 году прибыл в Каир, чтобы начать свое эпохальное путешествие.

Что побудило Брюса отправиться в Эфиопию? Сам он однозначно охарактеризовал свои мотивы: я пошел «на риск подвергнуться бесчисленным опасностям и страданиям, самые меньшие из которых погубили бы меня, если бы не постоянное доброе отношение ко мне и защита со стороны провидения», чтобы разыскать истоки Нила. Дабы никто не сомневался в его намерениях, он четко отразил их в полном названии своей объемистой книги:

«Путешествия для открытия истока Нила в 1768, 1769, 1770, 1771, 1772 и 1773 годах».

Однако здесь заключена загадка, которая привлекла внимание не одного историка (хотя так никто и не предложил ее решения). А загадка вот какая: задолго до своего путешествия в Эфиопию Джеймс Брюс знал, что исток Голубого Нила был уже разведан двумя другими европейцами: Педро Паэзом и Жеронимо Лобо (португальскими священниками, жившими в Эфиопии в 1600-х годах, пока Фасилидас не ввел свой запрет).

В ходе исследования, связанного с ковчегом завета, в 1989 году, меня все больше занимала тайна целей. Брюса. Пять объемистых томов его «Путешествий» стали для меня основной справочной литературой, поскольку они давали уникальную картину эфиопской культуры в те времена, когда она еще не была очень уж отделена от своих архаичных истоков. Больше того, я знал, что авантюрист шотландец был человеком ученым, и на меня произвели большое впечатление исключительная точность его наблюдений и общая ценность суждений и мнений по историческим вопросам. Я также отнесся к нему как к человеку честному, не очень склонному к гиперболе, преувеличению и искажению фактов. И я задавался вопросом: поскольку из многих его комментариев было очевидно, что он внимательно изучил труды Паэза и Лобо, — как можно объяснить тот факт, что он не признал их заслуг? Поскольку я полностью согласен с более поздней исторической оценкой (а именно: «Брюс был не столько романистом, сколько самым заслуживающим доверия гидом» 39), меня все больше озадачивала его очевидная нечестность в важнейшем вопросе — его беспочвенное утверждение относительно того, что «ни один португалец… никогда не видел — и даже не делал вида, что видел, — исток Нила».

Вскоре я открыл для себя; что Брюс солгал не только по этому вопросу. В том, что касается ковчега завета, он был даже еще уклончивее и лживее. Описывая свое посещение священного города Аксум, он комментирует разрушение Ахмедом Грагном первой церкви Святой Марии Сионской и добавляет — совершенно справедливо, — что на ее месте была построена новая.

«В ней, как предполагается, хранится ковчег завета… который, говорят они в своих неправдоподобных легендах, был украден Менеликом у своего отца Соломона перед возвращением в Эфиопию… Я верю, что здесь хранится некая древняя копия Ветхого Завета… но что бы это ни было, оно было уничтожено… Грагном, хотя здесь и утверждают, что оно сохранилось. Это я слышал от самого царя».

В итоге похоже на то, что Брюс пытается уверить нас, будто ковчег никогда не был доставлен в Аксум (поскольку история Менелика и Соломона всего лишь «неправдоподобная легенда»), что хранившаяся когда-то в церкви реликвия была лишь «древней копией Ветхого Завета» и что даже эта реликвия больше не существует, так как была «уничтожена Грагном». Эти заявления были подкреплены затем утверждением, что об этом ему говорил «сам царь». 40

Если бы не это последнее замечание, я мог бы поверить, что Брюс просто ничего не слышал о том, как ковчег был спасен во время войны с мусульманами и, как позже он был возвращен в Аксум после восстановления церкви Святой Марии Сионской. Утверждение, что «сам царь» подтвердил уничтожение реликвии, было заведомо ложным: в 1690 году — много времени спустя после кампании Грагна и за восемьдесят лет до визита самого Брюса — эфиопский монарх входил в святая святых новой церкви Святой