А все другое слито в полутьму, Где, скукою объяты равнодушной, Вы молитесь убийству одному. Молитесь же!» И наш палач воздушный, Вдруг изменяя свой небесный вид, Встает как Дьявол, бледный и бездушный,— Того, другого между нас разит, Лишь манием руки, лишь острым взглядом, И алый мак цветет, горит, грозит. И мы, на миг живые — с трупом рядом, Дрожим, сознав, что мы осуждены, За то, что бросив Рай с безгрешным садом, Змеиные не полюбили сны.
ЧЕРНЫЙ И БЕЛЫЙ
Шумящий день умчался к дням отшедшим. И снова ночь. Который в мире раз? Не думай — или станешь сумасшедшим. Я твой опять, я твой, полночный час. О таинствах мы сговорились оба, И нет того, кто б мог расторгнуть нас. Подвластный дух, восстань скорей из гроба, Раскрыв ресницы, снова их смежи, Забудь, что нас разъединяла злоба. Сплетенье страсти, замыслов, и лжи, Покорное и хитрое созданье, Скорей мне праздник чувства покажи. О, что за боль в минуте ожиданья! О, что за блеск в расширенных зрачках! Ко мне! Скорее! Ждут мои мечтанья! И вот на запредельных берегах Зажглись влиянья черной благодати, И ты со мной, мой блеск, мой сон, мой страх. Ты, incubus таинственных зачатий, Ты, succubus, меняющий свой лик, Ты, первый звук в моем глухом набате. Подай мне краски, верный мой двойник. Вот так. Зажжем теперь большие свечи. Побудь со мной. Диктуй свой тайный крик. Ты наклоняешь девственные плечи. Что ж написать? Ты говоришь: весну.