Вечно примиренные с Судьбой, Чуждые навек заботам хмурным, Были бы мы озером лазурным, В бездне безмятежно голубой, В царстве золотистом и безбурном.
РИБЕЙРА
Ты не был знаком с ароматом Кругом расцветавших цветов. Жестокий и мрачный анатом, Ты жаждал разъятья основ. Поняв убедительность муки, Ее затаил ты в крови, Любя искаженные руки, Как любят лобзанья в любви. Ты выразил ужас неволи, И бросил в беззвездный предел Кошмары, исполненных боли, Тобою разорванных тел. Сказав нам, что ужасы пыток В созданьях мечты хороши, Ты ярко явил нам избыток И бешенство мощной души. И тьмою, как чарой, владея, Ты мрак приобщил в Красоте, Ты брат своего Прометея, Который всегда в темноте.
ВЕЛАСКЕС
Веласкес, Веласкес, единственный гений, Сумевший таинственным сделать простое, Как властно над сонмом твоих сновидений Безмолвствует Солнце, всегда-молодое! С каким униженьем, и с болью, и в страхе, Тобою — бессмертные, смотрят шуты, Как странно белеют согбенные пряхи В величьи рабочей своей красоты! И этот Распятый, над всеми Христами Вознесшийся телом утонченно-бледным, И длинные копья, что встали рядами Над бранным героем, смиренно-победным! И эти инфанты, с Филиппом Четвертым, Так чувственно ярким поэтом-царем, Во всем этом блеске, для нас распростертом, Мы пыль золотую, как пчелы, берем! Мы черпаем силу для наших созданий В живом роднике, не иссякшем доныне, И в силе рожденных тобой очертаний Приветствуем пышный оазис в пустыне. Мы так и не знаем, какою же властью Ты был — и оазис, и вместе мираж,— Судьбой ли, мечтой ли, умом, или страстью, Ты вечно — прошедший, грядущий, и наш!