сотрудничество с ним ради получения информации.
О'Брайен понял возникшую паузу по-своему. Он явно успокоился и был настроен на разговор.
— Единственной моей серьезной ошибкой за последние годы было то, что я не уничтожил ван Дорна. Но я рассчитывал, что он просто сопьется. — О'Брайен рассмеялся.
— Возможно. Но вам от этого легче не будет.
О'Брайен повернулся и посмотрел в окно.
— Не исключено, что мы еще увидим взрыв.
— Не исключено, — согласился Тони. — Скажите, зачем вы решили инсценировать свою смерть?
— А я и не думал ее инсценировать. Это идиот Торп чуть не убил меня. Я инсценировал сердечный приступ. Большинство парашютистов, у которых не раскрывается парашют, умирают от сердечного приступа еще до того, как разбиваются о землю.
— Что вы задумали на этот раз?
— Ничего. Я пойду с вами. ЦРУ сделает из вас бога, у вас будет все. — О'Брайен вышел из-за стола. — Здесь в стене есть скрытый ход. Через него мы попадем в дежурку.
Абрамс повел стволом винтовки, и О'Брайен направился к двери, расположенной справа от камина. Он нажал на планку на стене, и дверь распахнулась.
— Вы знаете, я всегда пытался себе представить, как все это кончится, но такого конца не ожидал. Понимаете, мне стыдно.
— Идите.
О'Брайен вошел в потайную дверь. За ним последовал Абрамс. Они миновали дежурку и оказались у лестницы.
— Вы мне действительно нравитесь, — произнес О'Брайен.
«Вот этого мне как раз и не надо», — подумал Тони. Вслух он сказал:
— Я решил не доставлять вам лишних мучений и не позорить на глазах у всех, хоть вы этого и заслуживаете.
О'Брайен открыл рот, видимо, собираясь что-то сказать. Тони поднял винтовку и выстрелил. Патрик О'Брайен опрокинулся назад. На лице у него застыло удивленное выражение.
Абрамс несколько секунд смотрел на него, потом отправился искать Джоан Гренвил.
«Я знал, я давно знал, что это он, — думал Абрамс. — Многие из нас подозревали его, но ни у кого не нашлось сил поверить в то, что отец — лжец, что бог — лжец и что священник — атеист. В этом и было его преимущество. Ему даже не надо было обманывать нас. Мы сами себя обманули».
74
Камерон и Саттер нашли две бутылки водки, а Гренвил — передвижное подъемное устройство, в котором поднимались на крышу ремонтники. Теперь они все были на крыше, в том числе Стюарт и Джонсон. Они передавали бутылки по кругу и с ожиданием смотрели на ясное ночное небо. Пемброук оставался пока внизу, поскольку они не хотели его беспокоить раньше времени. Энн сидела у радиоаппаратуры. Абрамс — рядом с ней. Катрин осталась с Пемброуком.
Послышался характерный шум гидравлического подъемника, и на его площадке показалась Джоан Гренвил. Она сошла на крышу.
— Привет, Том.
— Привет, Джоан. — Том сделал еще один глоток. — Что ты тут делаешь?
— Я упустила свою тележку. Можно мне тоже приложиться?
Том передал ей бутылку, она сделала большой глоток и вернула бутылку мужу.
— Ужасно крепко.
— Это настоящая русская водка. Трофей.
— Ты пьян.
— Я не пьян. А ты очень красивая.
Джоан с интересом посмотрела на Тома:
— Я же говорила тебе, что сегодня нам лучше было остаться дома.
— Дело есть дело, — ответил он.
— Чего мы ждем? — спросила Джоан.
— Чтобы нас забрал вертолет, — сказал Саттер. — И еще конца света. Посмотрите на запад, девушка.
— А где запад?
— Там, — указал Саттер.
— Отсюда видны очертания Манхэттена. — Джоан взглянула на Стюарта. — Можно мне еще водки?
— У вас что, нога сломана? А вот у меня сломана, и мне эта жидкость очень даже нужна. — Он неохотно протянул бутылку.
— Я потерял часы, — сказал Гренвил. — Сколько времени?
— Ноль-ноль, ноль-пять, — ответил Джонсон.
— Сколько это на самом деле?
— Пять минут первого, — объяснил Саттер.
— Ну и чего он не скажет так? — проворчал Гренвил.
— Когда конец света? — спросила Джоан.
— Либо через минуту, либо никогда, — ответил Стюарт.
— Я люблю тебя, — повернулась к Тому Джоан.
— Я рад, — вспыхнул он.
Они еще раз пустили бутылки по кругу.
Энн отложила микрофон и выключила аппаратуру.
— Это все, что я могу. Остальное — в руках Господних.
Тони Абрамс отошел к разбитому окну и выглянул наружу.
— Ты все сделала отлично. Если бы я был советским премьером, я остановил бы операцию.
Энн взглянула на него.
— Да? Ты ведь видел их, знаешь. А я имела дело только с их голосами и кодами. Я знаю, как они говорят, но не знаю, что они думают. Я не знаю их души.
— Никто не знает. Даже они сами. И, скорее всего, они не ответят нам.
— Да, скорее всего. Ведь ответить — значит, признать что-то. А они ничего никогда не признают.
— Сколько там времени на электронных часах? — спросил Тони.
Энн присмотрелась к табло.
— Двенадцать часов пять минут и двадцать секунд. «Молния» почти в точке перигея.
В зал быстро вошла Кэтрин. Лицо у нее было серое.
— Пемброук? — выдохнул Абрамс. Она кивнула.
Тони склонил голову. Он понял, что сейчас не время рассказывать им об О'Брайене.
— А как дела с операцией «Удар»? — вырвалось у Кэтрин.
Энн жестом указала в сторону часов. Они высвечивали: «12.00».
— Смотрите, — сказала Энн.
Одна за другой на панели прибора погасли три зеленые лампочки. На дисплее часов менялись цифры: «12.07», «12.08»…
Энн облегченно вздохнула:
— Ну вот, «Молния» прошла точку перигея. Сейчас спутник уже удаляется от нас.
Кэтрин подошла к Абрамсу.
— Какая красивая ночь!
