все тело и вышла с противоположной стороны из бедра. Рана была большая и рваная, вся забитая осколками костей и веществом костного мозга.
— Боже мой! — Она несколько раз глубоко выдохнула, стараясь придать своему голосу больше уверенности. — Ничего, бывает и хуже.
Он посмотрел на нее ясными, встревоженными глазами и произнес:
— Перестань брюзжать, Морин.
Она слегка коснулась его щеки.
— Отец Мёрфи… Зачем же ты?..
Флинн закрыл глаза и, покачав головой, ответил:
— Нам никогда не избавиться от переживаний детства… Я всегда испытывал трепет перед священниками… — Он сделал судорожный вдох. — Священники… Храмы… Ты нападаешь, потому что боишься… просто… самооборона.
Морин посмотрела на часы, потом взяла его за плечи и тихонько потрясла.
— Ты можешь остановить Меган и Лири? Можешь заставить их прекратить стрельбу? — Она бросила взгляд на микрофон, стоящий на кафедре. — Давай, я помогу тебе встать.
Он ничего не ответил. Она снова легонько потрясла его.
— Брайен, это конец!.. Все кончено… Останови это бессмысленное убийство!..
Он отрицательно покачал головой:
— Я не могу остановить их… Ты знаешь это…
— Но есть еще и мины. Брайен, сколько всего поставлено мин? Где они? Когда будет взрыв?
— Не знаю… И если я… Не знаю… Шесть ноль три… Скорее… позже… Две бомбы… Восемь… Сто… Спроси Хики.
Морин потрясла его сильнее.
— Проклятый дурак! — Потом добавила мягко: — Ты же умираешь…
— Дай мне уйти с миром… — Флинн резко наклонился и с неожиданной силой схватил обе ее руки, но по его телу прошла судорога. Он почувствовал, как кровь хлынула из его легких и тонкими струйками потекла из приоткрытого рта. — О Господи!.. Это так медленно!..
Морин заметила лежащий на полу пистолет и подняла его. Брайен открыл глаза, увидел, что она обеими руками сжимает рукоятку пистолета, и покачал головой:
— Не надо… У тебя и так достаточно грехов… Не бери на себя еще и этот… Не надо в меня…
Морин сняла пистолет с предохранителя.
— Это не в тебя, а в себя.
Флинн обхватил ее запястья и развел руки в стороны.
— Я хочу, чтобы это было медленно…
Морин снова поставила пистолет на предохранитель и бросила его на ступеньки.
— Как знаешь. — Она огляделась и среди прочих вещей, валявшихся на полу, увидела санитарный пакет первой помощи и вытащила оттуда две пачки бинтов.
— Уходи… Не надо тянуть… Все равно ничто не поможет… — проговорил Флинн.
— Ты же сам сказал, что хочешь помедленней. — Она перевязала обе его раны, затем вынула из сумки шприц и капсулу с морфием.
Флинн попытался снова остановить ее:
— Ради Бога, Морин, дай мне спокойно умереть… Чтобы голова у меня оставалась ясной до последней секунды… Буду думать…
Морин умело ввела морфий ему в руку, приговаривая при этом:
— Ясная голова… Вот уж и впрямь ясная…
Флинн тяжело привалился к стенке кафедры.
— Холодно… холодно… плохо…
— Да… Это действие морфия. Закрой глаза.
— Морин… Скольких людей я втянул в это? Боже мой… Что я сделал за все эти годы?..
На глазах Морин выступили слезы.
— Ах, Брайен!.. Всегда бывает слишком поздно… Всегда слишком поздно…
Рори Дивайн почувствовал, что кровь скапливается в его раненом горле. Он сплюнул, но кровь вновь потекла из открытой раны, неся с собой рвотную массу. Слезы от сильного ветра непроизвольно бежали из его глаз, он щурился, но упорно полз вверх. Его руки уже ничего не чувствовали, и он внимательно следил, чтобы не пропустить следующую железную перекладину.
Он взобрался уже довольно высоко, и с каждым шагом раненая срикошетившей пулей голова болела все сильнее, хотя, казалось, что сильней уже просто некуда, и где болит больше всего — тоже нельзя было определить. Несколько раз в отчаянии он хотел отцепить руки, но силуэт креста, что маячил впереди, заставлял его сделать следующий шаг.
Наконец он достиг выложенного камнем шпиля и посмотрел вверх на выступающую ажурную подставку из меди, на которой возвышался крест. К нему вели железные штыри, вбитые в подставку. Дивайн медленно полез по ним, обхватил крест руками, прислонил голову к холодной металлической поверхности и заплакал. Затем поднял голову и понял, что лезть выше некуда. Держась за крест обеими онемевшими от холода и напряжения руками, он встал во весь рост на высоте двадцативосьмиэтажного дома.
Медленно Дивайн поднял глаза и посмотрел прямо перед собой. Через дорогу перед ним возвышался Рокфеллеровский центр. Чуть ли не половина окон была распахнута, в них горел свет, а люди оживленно махали ему руками. Он повернул голову налево и увидел вдали огромное здание «Эмпайр стейт билдинг». Затем медленно повернулся и посмотрел назад. В просвете между двумя небоскребами он заметил ровную поверхность Лонг-Айленда, протянувшуюся до самого горизонта. Там, где земля смыкалась с черным небом, на котором ярко блестели звезды, появилось мягкое золотистое зарево.
Вдали занимался рассвет.
Бурк встал на колени на окровавленный пол трифория. Раненых подтаскивали к дверям лифта, убитых, в том числе и Беллини, укладывали на чердаке. Из первого взвода уцелело лишь четверо, они лежали, плотно прижимаясь к парапету. Снайпер боевиков, засевший на хорах, продолжал посылать пулю за пулей поверх балюстрады. Бурк заметил, что всего несколько спецназовцев осмеливаются высунуться и сделать в ответ пару-другую выстрелов. Он поднял трубку телефона и позвонил в трифорий напротив:
— Доложите обстановку.
— У аппарата командир взвода, — раздался голос. — Раненые отправлены вниз по дымоходу. К нам поднимается пополнение. Послушайте, а что говорят из Рокфеллеровского центра? Время не ждет.
Перед глазами Бурка возникли яркие образы: комиссар Рурк, мерящий большими шагами комнату, Мюррей Клайн, призывающий окружающих успокоиться, майор Мартин — уравновешенный и спокойный, дающий нескончаемые советы, как угробить собор и всех пребывающих в нем… Бурк посмотрел на часы. По дымоходу быстро не спуститься, поэтому он отдал команду:
— Можете уходить.
— Вас понял, уходим.
Затем Бурк связался с оператором на коммутаторе и спросил его:
— Что сообщали с башен и с чердака?
— Чердак под контролем. Верхние части обеих башен в наших руках, если не считать какого-то чудика, который карабкается на самую верхушку южной башни. Ну а ниже, на уровне чердака, идет чертова мясорубка. Там какая-то жуткая ведьма, разодетая черт знает во что, вышибает всех наших в боковые двери. Она уже угрохала нескольких ребят из спецназа на церковных хорах. Из другой башни на чердак просочились армейские ребята. В общем, обстановка запутанная. Не хотите ли переговорить с ними? Сказать, чтобы они предприняли новую попытку?
— Нет. Пусть остаются на месте. Свяжи меня с подполом.
Оператор заговорил как-то неуверенно:
— До них не дозвониться. Еще несколько минут назад они докладывали, что все хорошо, а потом
