— Да, — согласился Бурк. — По логике вещей, если весь собор начинен взрывчаткой, почему они не испугались пожара на чердаке? — Он оглядел людей, сгрудившихся вокруг него, но, кажется, никому его вывод не прибавил настроения.
— Не думаю, что по логике вещей это имеет отношение к тому, что вытворяют сейчас эти сволочи, — заметил сержант.
Бурк посмотрел на часы: 5.54.
— Я остаюсь… Вы тоже, — бросил он, вошел в южную башню и начал спускаться к хорам.
Морин посмотрела на часы и сказала Флинну:
— Я ухожу.
— Да… нет… не оставляй… — Голос его был заметно слабее, чем две-три минуты назад. Она погладила его брови.
— Извини, но я не могу остаться здесь.
Он кивнул.
— Тебе очень больно, Брайен?
Он отрицательно мотнул головой, но при этом его тело свело судорогой от нового приступа боли.
Морин взяла другую ампулу морфия. Он потерял очень много крови и от этой дозы мог умереть, но зато боли не будет. Она нежно обвила одной рукой его шею и поцеловала в губы в тот момент, когда хотела ввести шприц в его грудь рядом с сердцем.
Губы Флинна зашевелились, и Морин смогла разобрать слова:
— Нет… нет… Убери его…
Она убрала шприц и внимательно посмотрела на Флинна. В последние несколько минут он не открывал глаз, и Морин не понимала, как он догадался про шприц… Ответ был один — он очень хорошо знал ее. Она крепко сжала его руку, и большое кольцо на его пальце больно вдавилось ей в ладонь.
— Брайен… Можно мне взять его? Если я вырвусь отсюда… я хочу вернуть его… вернуть на место…
Он отбросил ее руку и сжал пальцы.
— Нет.
— Отдай его мне, иначе оно попадет в полицию.
— Нет… За ним должны прийти.
Морин покачала головой и снова поцеловала его. Без слов она скользнула вниз по винтовой лестнице. Флинн окликнул ее:
— Морин… послушай… Лири… Я просил его… не стрелять в тебя… Он последует приказу… Постарайся уловить момент, когда Меган будет прикрывать дверь башни… Тогда ты сможешь убежать…
Морин остановилась на нижних ступеньках и спросила:
— А Бакстер?..
— Бакстер, считай, мертв… Но ты можешь убежать… убежать…
Она покачала головой:
— Брайен… Тебе не следовало говорить мне это…
Он открыл глаза и посмотрел на нее, потом кивнул.
— Да. Не следовало… Глупо. Всегда совершаешь какие-то глупости… — Он попытался сесть, и лицо его исказила боль. — Пожалуйста… беги… Живи… — Его грудь тяжело поднималась и опускалась.
Морин пару секунд пристально смотрела на него, затем осторожно спустилась по ступенькам, быстро скользнула по мраморному полу под прикрытие скамей и подползла к Бакстеру. Тот сказал:
— Я уже хотел идти за тобой… но подумал, что, возможно…
Она взяла его руку и крепко сжала.
— Он умер? — спросил Бакстер.
— Нет.
Некоторое время они лежали в тишине, прислонившись друг к другу. Ровно в 5.55 Бакстер спросил:
— Как ты думаешь, он может — или мог бы — остановить Меган и Лири?
— Я не спрашивала.
Бакстер кивнул:
— Понимаю… Ты готова теперь бежать?
— Я не совсем уверена, что хочу этого.
— Тогда зачем же ты вернулась сюда?
Морин ничего не ответила. Он глубоко вздохнул и сказал:
— Я готов…
Она еще крепче сжала его руку, прижалась к белому мраморному, заляпанному кровью полу, который, казалось, нагрелся от горящих вокруг свечей, и прислушалась. Морин отчетливо услышала, как Меган очередями стреляет по дверям из башни, но не слышала, чтобы Лири выпустил хотя бы одну пулю.
— Лири поджидает нас, — шепнула она Бакстеру.
— Так давай не будем больше томить его. — Он начал осторожно продвигаться к краю скамьи.
Морин схватила его за руку.
— Нет!
Из-за алтаря донесся голос полицейского:
— Послушайте, нам уже давно пора сматываться отсюда, идете вы или нет?
Он, наверное, думал, что говорит так, чтобы его слышали только они, но великолепная акустика разнесла его слова по всему собору.
Две стремительные пули вылетели из хоров и ударили в мраморный пол между скамьями и алтарем. Морин скользнула к Бакстеру и повернулась к нему лицом.
— Останься со мной!
Он нежно обнял ее за плечи и ответил полицейскому:
— Идите, ждать нас не имеет смысла.
Ответа не последовало. Морин и Бакстер еще теснее прижались друг к другу в ожидании последних минут.
Уэнди Петерсон стояла на коленях у внешней стены склепа, пока санитар бинтовал ее правое плечо. Она попыталась согнуть пальцы, но поняла, что ничего не получится.
— Проклятие!
— Вам лучше уйти, — заметил санитар. Другой санитар бинтовал ее правую пятку. Петерсон огляделась. Большинство из состава ее отряда уже были переправлены наверх, несколько человек погибли на месте, получив пули в голову. Остальных выносят, получивших огнестрельные ранения в руки и ноги, в ягодицы, с перебитыми ключицами — эти места бронежилет не защищает. В красноватом свете их бледные лица казались розовыми, кровь — черной, а раны особенно безобразными. Петерсон отвернулась от этой жуткой картины и принялась массировать онемевшие пальцы раненой руки.
— Черт возьми!
Командир вновь прибывшей группы собрал своих людей на углу внешней стены склепа и посмотрел на часы.
— Осталось восемь минут. — Он опустился на колени рядом с Петерсон. — Послушайте, лейтенант, я не знаю, какого черта нас загнали сюда, если только подбирать здесь убитых. А все потому, что мы не можем добраться до этого старого фигляра и выволочь его оттуда.
Она отошла от санитара и заковыляла к самому краю стены склепа.
— Вы уверены?
Он кивнул.
— Я ведь не могу стрелять — так? У него есть противогаз и фугасные гранаты. Но даже если мы убьем его, времени до рассвета не осталось даже на то, чтобы обезвредить одну мину, а мы не знаем, сколько их там. Эти проклятые собаки сдохли, а других у нас нет…
— К черту собак… мы уже близко.
