Шпигель поколебалась немного, затем все же сказала:
— Врач говорит, что он был на волоске от смерти… поэтому мы не… стали его переносить.
— Скажите лучше, что вы его потихоньку добиваете, так что не говорите мне, что он не транспортабелен.
Шпигель, пристально глядя Бурку в глаза, заметила:
— Все по обе стороны Атлантики хотят, чтобы он умер, Бурк. Точно так же, как хотели видеть мертвым Мартина. Не надо читать мне мораль…
— Лучше перенесите его на бельэтаж.
Лэнгли зло зыркнул на него глазами и пояснил:
— Ты же хорошо знаешь, что сейчас делать этого мы просто не можем… он знает слишком много. Шрёдер… кое-что другое… Он очень опасен. Пусть все идет своим чередом. Договорились?
Бурк попросил:
— Позволь мне хотя бы взглянуть на него.
Шпигель, немного подумав, встала с колен и пригласила:
— Пошли.
Они вошли в собор, прошли по южному вестибюлю, где все еще валялись на полу траурные символы панихиды, пахнувшие какой-то неуловимой печалью — смесью запахов, которую считают запахом смерти.
Месса уже началась, на верхнем органе исполняли прелюдию. Бурк глянул на хоры, залитые солнечным светом, прорывавшимся сквозь разбитые окна. Ему пришла в голову мысль, что солнечные лучи обычно как-то принижают таинство смерти, но тут этого не случилось, наоборот — эффект был значительно возвышеннее и сильнее, чем от зажженных свечей.
Они повернули направо к книгохранилищу. У дверей стояли двое дюжих спецназовцев, но, увидев подошедших, они быстро отпрянули в стороны. В небольшой склад первой вошла Шпигель, за ней Бурк, потом Лэнгли. Шпигель облокотилась о прилавок и потупила взор.
Брайен Флинн лежал в тесном помещении, закрыв глаза, грудь медленно вздымалась и опускалась. Шпигель заметила:
— Его не так-то просто унести. — И, посмотрев на Флинна пристальнее, добавила: — У него привлекательная внешность. Должно быть, и обаяние его сильно. В нашем жалком мире очень редко рождаются такие люди… В другое время и в другом месте он, возможно, был бы… кем-то еще… Невероятное расточительство…
Бурк обошел прилавок и опустился на колени рядом с Флинном. Он приподнял у него веки, прислушался к дыханию и прощупал пульс. Потом взглянул на Шпигель и сказал:
— В груди все булькает и хрипит… сердце пока работает… но скоро остановится.
Наступило молчание. Затем Шпигель произнесла:
— Нет, этого мне не выдержать. Подошлю я все же санитаров с носилками.
Флинн зашевелил губами. Бурк вплотную приблизил к ним ухо, а выпрямившись, сказал:
— Да, я все сделаю. — Он повернулся к Шпигель: — Не надо носилок… он хочет поговорить с ней.
Морин Мелон спокойно сидела в комнате для невест, а четыре женщины-полицейские безуспешно старались разговорить ее. Роберта Шпигель открыла дверь, секунду-другую смотрела внимательно на Морин и грубо сказала ей:
— Пошли со мной.
Морин, похоже, не расслышала и продолжала сидеть, как неживая. Шпигель пояснила:
— Пошли, он хочет видеть вас.
Морин подняла глаза и встретилась с ней взглядом. Тогда она быстро поднялась и пошла вслед за Шпигель. Они прошли вниз по боковому проходу и далее через вестибюли. Когда они появились в книгохранилище, Бурк по-дружески кивнул Морин, а Лэнгли неприязненно посмотрел на нее. Оба детектива вышли из комнаты, Шпигель осталась. Она сказала:
— Вон там. — И показала рукой. — Времени у вас в обрез. — Повернулась и вышла.
Морин обошла прилавок и встала на колени рядом с Брайеном Флинном. Она взяла его руки в свои, но не промолвила ни слова. Посмотрев на прозрачный, из плексигласа, прилавок, она увидела, что в комнате больше никого нет. Тогда она прижала к своей груди руки Флинна, и щемящее чувство жалости и печали переполнило ее душу — никогда прежде не испытывала она такого глубокого чувства к нему.
— О, Брайен… опять ты одинок… всегда одинок…
Флинн открыл глаза. Она наклонила свое лицо близко-близко к его и произнесла:
— Я здесь, с тобой.
По его глазам было видно, что он понял.
— Может, позвать священника?
Он помотал головой. Она почувствовала слабое пожатие его руки и тоже сжала руку.
— Ты умираешь, Брайен. И знаешь об этом, правда? Они умышленно оставили тебя здесь умирать. Почему ты не хочешь, чтобы пришел священник?
Он попытался что-то произнести, но из горла не вырвалось ни звука. Но она догадалась, что он хочет сказать и о чем спросить ее. Она рассказала о гибели фениев, в том числе Хики и Меган, и без тени сомнения упомянула о смерти отца Мёрфи, о том, как уцелели кардинал, Гарольд Бакстер, Рори Дивайн, рассказала о соборе и о мине, которая так и не взорвалась. Пока она говорила, эмоции сменялись на его лице.
— Мартин погиб тоже. Говорят, лейтенант Бурк столкнул его с церковных хоров; говорят также, что Лири был человеком Мартина… ты меня слышишь?
Флинн кивнул, а она продолжала:
— Я знаю, что смерть тебе безразлична… а вот мне далеко не безразлична… Я ужасно боюсь умереть. Я все еще люблю тебя… Ради меня, позволь все же позвать священника, Брайен?
Он открыл рот, она склонилась над ним еще ниже. Наконец он через силу выдавил:
— …Священник…
— Да-да… я сейчас же позову его.
Он слабо мотнул головой и сжал ее ладони. Она опять склонилась над ним. Голос Флинна был едва слышен:
— Священник… отец Доннелли… здесь, — бормотал он.
— Что?..
— Подойди сюда. — Он протянул вверх правую руку. — Сними кольцо с пальца…
Она посмотрела на руку — кольца на пальце не было. Тогда она взглянула ему в лицо и впервые заметила на нем спокойное, умиротворенное выражение — ни единой черточки, столь характерных для него в последние годы.
Он опять открыл глаза и, пристально посмотрев на нее, пробормотал:
— Видишь?..
Затем взял ее ладони и крепко сжал их. Она кивнула и заговорила:
— Да… нет, нет… не вижу, но я никогда и не видела, а ты всегда казался таким уверенным и убежденным, Брайен…
Она почувствовала, как ослабла его крепкая хватка, и, взглянув на него, поняла, что он умер. Она закрыла ему глаза, поцеловала в лоб и, глубоко вздохнув, встала с колен.
Бурк, Лэнгли и Шпигель стояли у кромки тротуара на углу Пятой авеню и Пятидесятой улицы. Департамент уборки городских улиц бросил к собору все свои могучие силы — повсюду мелькали уборщики в серых и голубых комбинезонах. Огромные кучи мусора и бумаги, по преимуществу зеленоватого цвета, росли и росли около тротуаров. Полицейские кордоны, оцепившие добрую пару дюжин городских кварталов, заметно сжались, на соседних улицах уже начинался утренний час пик.
Некоторое время никто из них не проронил ни слова. Шпигель повернулась и подставила лицо под теплые лучи солнца, выдвигавшегося из-за высокого небоскреба на востоке. Внимательно поглядев на
