— О да! Превосходно! Научился во время Второй мировой войны, но даже не это главное — у него крепкие нервы.
— Меня интересует его мастерство, а не нервы. Я буду ему помогать.
— Неплохая мысль. Лучше быть поближе, если что-то пойдет не так. Заранее всего не предусмотришь. Это нам, несчастным бедолагам, придется оставаться здесь и ждать, когда нас потихоньку придавят обрушивающиеся камни. Вот будет картина, Меган! Как в кино о Самсоне и Далиле: храм рухнет на наши головы, задрожат его каменные стены и начнут рассыпаться… Хорошо, если бы кто-нибудь заснял все это на пленку.
— В другой раз. А сейчас, Джордж, этот северный трансепт — твой сектор обстрела, если они ворвутся. Но если будут крушить дверь бронетехникой, Боланд даст залп из противотанкового гранатомета с северной галереи. Ты же будешь стрелять из гранатомета, если бронетранспортер двинется через двери южной галереи. Будешь прикрывать ее, а она тебя.
— А что будет, если один из нас погибнет?
— Тогда двое других — Галлахер и Фаррелл — разделят между собой сектор обстрела погибшего.
— А что, если мы все погибнем?
— Ну тогда и вопрос излишний, не так ли, Джордж? Кроме того, всегда есть Лири. Он бессмертен, как сам знаешь.
— Слышал…
Салливан приложил волынку ко рту.
— Можешь сыграть «Вернись в Ирландию»? — спросила Меган.
Он кивнул, не отнимая инструмента ото рта.
— Тогда сыграй для нас, Джордж!
Салливан глубоко вздохнул и ответил:
— Нет, Меган, как говорится, ты не нанимала волынщика и не заказывала мелодию. Сыграю-ка я «Мальчика-менестреля», так как ты, черт побери, так же хороша, как эта мелодия. А теперь проваливай, оставь меня одного.
Меган посмотрела на него, резко повернулась, подошла к маленькой двери и стала спускаться по винтовой лестнице.
Салливан закончил продувать волынку, настроил инструмент и, опершись животом о каменный парапет, начал играть. Знакомая мелодия будто проникла в каждый уголок собора и отдавалась эхом от каменных стен. «Для органа или хора акустика плоховата, — подумал Салливан, — но великолепна для волынки, звучит, словно древние кельтские военные трубы в горных долинах Антрима. Такие волынки специально предназначены, чтобы вызвать эхо от скал». И сейчас, слушая эхо в стенах собора, он подумал, что надо посоветовать использовать в Ирландии волынки вместо церковных органов. Никогда Салливан не играл так здорово.
Он заметил Абби Боланд, перегнувшуюся через парапет и пристально глядевшую на него, и начал исполнять для нее. Затем повернулся лицом к востоку и заиграл для своей жены, томящейся в тюрьме в Арме. Потом отвернулся к стене и заиграл тихо и нежно, только для себя самого…
Глава 18
Несколько секунд Брайен Флинн прислушивался к игре Салливана.
— Неплохо у парня получается.
Хики достал вересковую трубку и стал набивать ее табаком.
— Эта музыка напоминает мне о шотландских и ирландских полках времен Первой мировой войны. Они всегда шли в атаку под звуки волынок. Немцы косили их из пулеметов, но они все равно не фальшивили — музыка здорово поднимала боевой дух. — Хики перевел взгляд на план собора. — Думается, что тот, кто строил этот дворец, проектировал гробницу Тутанхамона.
— Да, чувствуется тот же склад ума. Такие же вычурные вещи с камнем. Этого малого звали Ренвик. Он любил такие витражные окна. Если смотреть в них, все вокруг выглядит нечетким, переменчивым.
— Даже Божий лик какой-то расплывчатый на цветных стеклах, Брайен.
Флинн склонился над чертежом.
— Смотри, здесь находятся шесть больших опорных столбов, а в действительности это башни. У каждой из них двери и винтовые лестницы, ведущие в галерею… У всех, за исключением вот этой, что проходит через трифорий, который охраняет Фаррелл. У этой по плану нет дверей.
— Как же он туда забрался?
— Из рядом стоящей башни, через вход с внешней стороны. — Флинн посмотрел на Имона Фаррелла. — Я попросил его найти дорогу в эту башню, но он так и не нашел.
— Да и я, скорее всего, не найду. Может, это то самое место, где они замуровывали еретиков. Или прячут золото.
— Ладно. Можешь шутить по этому поводу сколько угодно, но меня это беспокоит. Не бывает архитекторов, в том числе и церковных, которые станут попусту тратить время и деньги, чтобы воздвигнуть башню от фундамента до крыши без всякой надобности. Уверен, что лестница где-то есть, а также входы, и мы должны найти их.
— Мы можем обнаружить их в совершенно невероятных местах, — заметил Хики.
— Можем, — согласился Флинн.
— Может быть, попозже, — опять включился в разговор Хики, — позвать на помощь дух Ренвика?
— Я бы все же посоветовался с живым архитектором. Потайной ход! — Флинн ткнул пальцем в план. — Я думаю, здесь гораздо больше пустого пространства, чем предполагал даже сам Ренвик. Проходы сделаны рабочими — ничего необычного для собора такого размера и стиля.
— Так или иначе, ты проделал грандиозную работу, Брайен. Полиции потребуется время, чтобы разработать план штурма.
— Если они не пронюхают про потайной ход и его местоположение раньше, чем наши люди в городе разыщут архитектора. — Внезапно Флинн повернулся и взглянул на телефон, который стоял на органе. — Почему так долго не звонят из полиции?
Хики подошел к телефону и снял трубку.
— Работает. — Он вернулся к парапету. — Они никак не очухаются. Ты нарушил их командную связь. Это и разозлило их больше всего.
— Возможно. Их связь похожа на огромную машину, которая разладилась. Но когда они починят ее, то возьмутся за нас серьезно. И тогда уже снова ее не разладить.
Имон Фаррелл, мужчина средних лет, но старше других фениев, исключая, конечно, Хики, посмотрел вниз с шестиэтажной высоты северной галереи и увидел Флинна и Хики, выходящих из вестибюля колокольной башни. Флинн был в черном одеянии священнослужителя, а Хики в потертом твидовом пиджаке. Для постороннего они походили на священника и архитектора, обсуждающих проблемы реставрации. Фаррелл перевел взгляд на четырех заложников, сидящих на возвышении алтаря и ожидавших решения своей судьбы. Глядя на них, он почувствовал сострадание. И еще он ощутил огромную жалось к собственному сыну Имону-младшему, который сидел в тюрьме Лонг-Кош. Мальчик объявил двухнедельную голодовку и мог ее не выдержать — срок слишком долгий.
Фаррелл скинул с себя полицейский китель и швырнул его на парапет, затем повернулся и направился к низенькой деревянной скамье у стены. В стене виднелась маленькая дверь, и Фаррелл открыл ее, встал на колени и зажег фонарь, прикрепленный к балке потолка в комнате для невест. Он осторожно посветил в сторону балки, несколько раз обвел фонарем вокруг темной ниши и попытался рассмотреть пространство дальше, там, где в ярком свете виднелись деревянные перекладины. Он увидел довольно большое, слабо освещенное пространство, которое напоминало по форме низкий чердак, расположенный под главным чердачным помещением, немного расширявшийся книзу. Он примыкал к внешней стене
