свидетель этого? Где ее держат?
— Это твои проблемы.
— Мы работаем сейчас над этим, Джек, но ты ближе всех к разгадке. И у нас очень мало времени. Если ты назовешь свои источники…
— Нет, — бросил Фергюсон. Но Бурк продолжал:
— К тому же пока ты еще здесь, мог бы проследить, где Гордон Стиллвей, архитектор-смотритель собора святого Патрика. Он тоже пропал.
— Да мало ли кто теперь пропадает. Я вот тоже. Пока.
— Нет! Подожди!
— Зачем? Почему я и дальше должен рисковать своей жизнью?
— По тем же причинам, по которым ты рисковал все это время, — во имя мира.
Фергюсон вздохнул, но ничего не ответил.
— Предложи ему тысячу долларов, — прошептал Лэнгли, — нет, дай ему полторы. Нас только похвалят.
Бурк продолжал разговор с Фергюсоном:
— Мы хотели бы освободить всех ирландцев, которые не имели никакого отношения к происходящему, и даже активистов и боевиков временной ИРА. Когда закончится этот бардак, мы будем по-прежнему работать с тобой, и ты сам убедишься, что ни власти, ни пресса не коснутся тебя. — Бурк помолчал и продолжил: — И ты, и я, мы оба ирландцы. — Ему вспомнилась попытка Флинна сыграть на кровном родстве. — И ты, и я не хотим терять своих голов. — Бурк оглянулся на Лэнгли и тот одобрительно кивнул.
— Подожди! — сказал Фергюсон, замолчал на минуту-другую, затем спросил: — Как мне встретиться с тобой попозже?
Бурк облегченно вздохнул:
— Попытайся дозвониться в дом настоятеля. Телефоны скоро заработают. Пароль: «гном»… За тобой будут охотиться.
— Вся эта заваруха больше похожа на эпидемию проказы. Давай, Бурк, сделаем паролем слово «проказа». Ну да ладно, это я так. Если не дозвонюсь до тебя, то к дому настоятеля не пойду — повсюду понатыканы патрули и кордоны, они проверяют всех подряд. Так что если не дождешься от меня звонка, давай установим место встречи. Например, в зоопарке, в час ночи.
— Давай где-нибудь поближе к собору, — предложил Бурк.
— Хорошо. Но не бар и не другие людные места. — Фергюсон задумался. — Отлично! Давай в маленьком парке на Пятьдесят первой улице — это недалеко от тебя.
— Но он закрывается с наступлением темноты.
— Перелезь через ворота!
Бурк улыбнулся:
— Когда-нибудь у меня будут ключи от ворот всех парков в городе.
Фергюсон усмехнулся:
— Поступай для этого на работу в департамент парков. Они дадут тебе ключи, а метлу свою принесешь.
— Договорились. Удачи тебе! — Затем Бурк обратился к Гонсалесу: — Отпусти его. — Он положил трубку и облегченно вздохнул.
— Так, значит, ты считаешь О'Нил настолько важной фигурой, что стоит рисковать жизнью Фергюсона? — спросил Лэнгли.
Бурк глотнул из бокала бренди и поморщился:
— Как только люди пьют такую дрянь?
— Так как все же, Пат?
Бурк подошел к окну и посмотрел на собор. Лэнгли не отставал:
— Я не касаюсь моральных аспектов. Хочу только знать: это действительно настолько важно, что стоит его жизни?
Бурк ответил, но так, будто вел разговор с самим собой:
— Похищение — это довольно расплывчатый вид преступления, оно сложнее, чем нападение, а во многом и более зловещее — сродни захвату заложников. — Он на минуту задумался, потом продолжал: — Взятие заложников — эта одна из форм похищения. Стало быть, Терри О'Нил тоже заложница.
— Кто все же взял ее в заложницы?
Бурк повернулся к Лэнгли лицом к лицу:
— Понятия не имею…
— Кто это сделал и кому нужно ее освобождать? Ведь никто не предъявлял никаких требований.
— Странно как-то, — согласился Бурк.
— Вот именно, — поддакнул Лэнгли. Бурк бросил взгляд на пустой стул Шрёдера. Присутствие Берта, несмотря ни на что, все же успокаивало. Бурк спросил с легкой иронией в голосе:
— А ты уверен, что он вернется?
Лэнгли пожал плечами:
— Есть замена, его помощник сидит в соседней комнате у телефона, ждет, словно дублер, когда нужно будет вступить в игру… Позвони Флинну.
— Позвоню позже.
Бурк сел на стул Шрёдера и, откинувшись, посмотрел на высокий потолок. Большая трещина проходила от одной стены к другой, ее зашпаклевали, но закрасить не успели. Мысленно он представил себе ужасную картину разрушенного собора, затем вообразил другую: статуя Свободы лежит на берегу гавани, наполовину погруженная в воду. Вспоминались шедевры мировой культуры: римский Колизей, руины Акрополя, затопленные Нилом египетские храмы.
— Знаешь, — сказал он, — собор сам по себе не так важен. Ничего не стоят и наши с тобой жизни. Важно, как мы поступаем, важно, что люди скажут и напишут о нас потом, в будущем.
Лэнгли посмотрел на него оценивающе. Иногда Бурк просто удивлял его.
— Да, ты прав, но лучше сегодня не говори об этом никому больше.
— И завтра, если придется вытаскивать мертвые тела из-под обломков…
— Так, что у нас здесь? — раздался голос Хики совсем близко от Морин. — Что это за свет такой проникает через вон то окно, Морин? — Он рассмеялся, но затем резко произнес: — Отползай оттуда, а то мы пристрелим тебя.
Морин согнула руку и локтем ударила в решетку. Проволока прогнулась, но края от стены не оторвались. Она прижалась лицом к решетке и вгляделась. Слева, футах в десяти от нее, коридор кончался. На противоположной стене в конце прохода виднелись серые раздвижные двери лифта — они открывались около комнаты для невест. Морин снова ударила локтем решетку, на этот раз одна из ее сторон порвалась и отскочила от оштукатуренной стены.
— Ну, давай же, давай, пожалуйста.
Она слышала, как по каменному полу к ней приближаются преследователи, словно голодные крысы, устремившиеся к источнику света. И тут из темноты появился Джон Хики.
— Руки за голову, милочка!
Морин обернулась и посмотрела на него, стараясь сдержать слезы, катящиеся из глаз.
Хики снова заговорил нарочито ласково:
— Ну, посмотри на себя! Хорошенькие коленочки исцарапаны. И что это за грязь на твоем личике, Морин? Камуфляж? Тебя надо хорошенько отмыть. — Он пробежался фонарем по всей ее фигуре. — Ого, твой изящный костюмчик вывернут наизнанку. Умная девочка! Умница. А что это на твоей прелестной шейке? — Хики схватил нейлоновый жгут и с силой дернул его. — Боже мой, ну что ты капризничаешь? — Он сделал другой рывок и держал жгут затянутым, пока Морин не начала задыхаться. — Уже второй раз, Морин, ты указала мне на маленькую трещинку в нашей обороне. И что бы мы без тебя делали? — Хики отпустил жгут и толкнул Морин на землю. Его глаза сузились в злобные щелочки. — Я хотел прострелить тебе башку и выбросить вон туда, в коридор. Это помогло бы полиции принять решение, а то они чересчур
