Вэл слонялась по дому, прощаясь с предметами, среди которых она росла, — всеми этими старинными серебряными изделиями, миниатюрным фарфоровым сервизом, купленным отцом в Шанхае во время медового месяца, светильниками, старинными гравюрами на охотничью тематику... Она поглаживала корешки книг, смотрела на картины и провела трудные минуты у рояля, на котором училась (но так толком и не выучилась) играть Шопена, Бетховена и Баха.
А Уолтер, черт бы его побрал, даже ни разу не позвонил!
Вэл умудрилась израсходовать только два носовых платка, плача в уголки.
Однако, сталкиваясь с отцом, она тут же весело заговаривала с ним об их свежемеблированных апартаментах в отеле «Ла Салль», который рекомендовал им Уолтер, снимавший в нем комнаты. Жить там будет так интересно! Да, соглашался Рис, интересно и совсем не похоже на те места, где они жили прежде. Вэл думала о тесных пяти комнатах, гостиничной прислуге, встроенном радио, паре эстампов на стенах, и по спине у нее бегали мурашки...
Она обнаружила Пинка в разоренном спортзале, пыхтящим над клюшками для гольфа, лыжами, булавами и прочим инвентарем.
— О, Пинк! — жалобно произнесла Вэл. — «Ла Салль» в самом деле так ужасен?
— Все будет в порядке, — успокоил ее Пинк. — Если тебе что-нибудь понадобится, попросишь у Мибс.
— Кто такая Мибс?
— Мибс Остин. Моя подружка.
— Пинкус!
Пинк покраснел.
— Она работает там телефонным оператором. Мибс о тебе позаботится.
— Не сомневаюсь. В конце концов, — рассеянно добавила Вэл, — там живет Уолтер.
— И я, — сказал Пинк, упаковывая пару лыж. — Снял нечто вроде телефонной будки.
— Пинк, дорогой...
— Я ведь должен где-то жить, верно? К тому же кто будет готовить пищу? Ты не умеешь, а Рис может только поджарить омлет по-испански.
— Но, Пинк...
— Кроме того, Рис нуждается в упражнениях. И ты ведь не сможешь делать ему массаж.
— Но ты же знаешь, Пинк, — с огорчением сказала Нал, — что сейчас мы не в состоянии позволить себе лишние расходы...
— Кто говорит о плате? — буркнул Пинк. — Иди отсюда, попрыгунья, и не мешай мне работать.
— Но что ты намерен... Я имею в виду, у тебя есть какие-нибудь планы?
Пинк вздохнул:
— Когда-то я собирался начать собственный бизнес и зарабатывать деньги на ребятах, которым нравится накачивать мускулы, но теперь...
— О, Пинк, мне так жаль, что ты потерял все свои деньги!
— Не беспокойся, у меня остались старые связи. Я всегда могу вернуться в кино — стать дублером какого-нибудь смазливого парня, который играет чемпионов по гольфу, но не знает, как держать клюшку.
— Пинк, — сказала Вэл, — ты не возражаешь, если я тебя поцелую?
— Прибереги свои поцелуи для малыша Спета — они для него все равно что для кота сливки, — проворчал Пинк. Однако его загорелое лицо смягчилось.
Вэл улыбнулась:
— Ты такой обманщик, милый Пинкус. — И она поцеловала его, не встречая дальнейшего сопротивления.
Аукционист громко откашлялся.
— Перед началом, леди и джентльмены, прошу вас выслушать объявление. Как вам известно, это не принудительная распродажа. Поэтому владелец, мистер Рис Жарден, воспользовался своим правом изъять в последний момент кое-какие предметы. Если вы будете любезны внести изменения в ваши каталоги...
Вэл, сидя рядом с отцом, чувствовала, как он дрожит, и не осмеливалась смотреть на его лицо. Она пыталась выглядеть безразличной к происходящему, хотя понимала, что эти попытки тщетны.
— ... Шестидесятифутовая яхта «Валери» снята с аукциона, будучи проданной частным образом вчера...
Уолтер присутствовал в зале — этот трус сидел сзади! Мог бы хоть поздороваться, сказать: «Какой прекрасный день для казни!» — или что-нибудь в таком роде. Но он вел себя очень странно — был бледен как смерть и даже не смотрел в сторону Вэл.
— ...Номер сто двадцать шесть: коллекция из четырехсот двадцати двух гравюр на спортивную тематику. Номер сто пятьдесят два: коллекция стрелкового оружия. Номер сто пятьдесят три: коллекция средневековых наконечников стрел. Учитывая огромный интерес к коллекции спортивных гравюр, мистер Жарден просил меня объявить, что она подарена Лос-Анджелесской ассоциации публичных библиотек.
Последовали вялые аплодисменты, которые быстро стихли, когда кто-то зашикал. Вэл хотелось провалиться сквозь землю. Сзади какой-то мужчина прошептал:
— А наконечники стрел он, очевидно, подарил музею.
— Должно быть, он окончательно разорен, — послышался женский шепот.
— Кто знает...
— Что ты имеешь в виду?
— Ш-ш! Разве это не он сидит впереди нас?
Вэл стиснула кулаки. Она слышала, как ее отец тяжело вздохнул. Все-таки люди — свиньи! Кружат над падалью, как стервятники! Даже Руигу хватило наглости явиться на аукцион. Он сидел в первом ряду широко улыбаясь, несмотря на враждебные взгляды, устремленные на его пухлую физиономию.
— Также исключен номер семьдесят три: различные предметы спортивного инвентаря — клюшки для гольфа, фехтовальные рапиры, теннисные ракетки и так далее.
Вэл почувствовала, как ее отец вздрогнул от удивления.
— Нет, папа, — шепнула она. — Это не ошибка.
— Но ведь я включил их...
— А я исключила. Ты не останешься раздетым догола!
Рис нащупал ее руку и сжал ее.
— Все остальное будет продано на этом аукционе, независимо от предложенной цены. Все предметы в отличном состоянии. Произведения искусства и антиквариат прошли экспертизу и признаны подлинными. Каждый лот полностью описан в вашем каталоге...
Сейчас начнется! Это оказалось куда хуже, чем представляла себе Вэл. «О, Уолтер! — думала она. — Почему ты не сядешь рядом со мной и тоже не возьмешь меня за руку?»
— Лот номер один! — громко возвестил аукционист. — Сервиз из фарфора «Лоустофт»[15] 1787 года с нью-йоркской эмблемой, изображающей женщину и орла; антикварная и историческая ценность. Кто предложит начальную цену пять тысяч долларов? Пять тысяч за лот номер один!
— Две тысячи! — выкрикнул бледный мужчина с хищным взглядом завзятого коллекционера.
— Джентльмены! — простонал аукционист. — Грубая подделка подобного антиквариата была продана несколько лет назад на частной распродаже за семь тысяч!
— Две с половиной тысячи, — послышался спокойный хрипловатый голос сзади.
— Три тысячи, — пробубнил бледный мужчина.
— Три с половиной, — произнес хриплый голос.
— Три с половиной! Кто предложит четыре тысячи?
— Четыре тысячи, — сказал Анатоль Руиг.
— Кто предложит пять?
