– Примерно тысяча в день. Двести человек с техническими навыками направляются в различные мастерские, на мельницу, бойню, машинный двор. Остальные восемьсот – на прополку, полив, сбор урожая. Примерно двести человек каждый день остаются в поселке. Больные, уборщики, повара.
– Похоже, вы меня убедили, – кивнул Макбрайд. – У одиночки нет ни единого шанса, не так ли?
– Я вам так и сказал, мистер ЦРУ. Этот наемник дал задний ход.
Едва он произнес последнее слово, как снова затрещала рация. Майор нахмурился, слушая очередное сообщение.
– Что значит – визжит как резаный? Ладно, скажи ему, пусть успокоится. Я буду там через пять минут.
Он отключил связь.
– Отец Винсенте. В церкви. Что-то там случилось. Я должен заехать туда. Нам все равно по пути. Уж извините, придется задержаться на несколько минут.
Они проехали мимо пеонов, которые на ярком солнце вскапывали землю, готовя ее к поливу. Некоторые подняли головы, чтобы мельком взглянуть на проезжающий джип, за рулем которого сидел человек, обладающий над ними абсолютной властью.
Из-под сомбреро появились осунувшиеся, заросшие щетиной лица, кофейно-коричневые глаза. Но у одного из пеонов глаза были синими.
Глава 30
Блеф
Он взбегал по ступенькам, ведущим к двери в церковь, и тут же скатывался с них, низенький толстячок с поросячьими глазками, в когда-то белой сутане. Отец Винсенте, духовный пастырь несчастных, отбывающих пожизненный срок.
На испанском ван Ренсберг знал лишь несколько слов, в основном команды. Священник едва мог изъясняться на английском.
– Скорее, майор! – выкрикнул он и нырнул в церковь.
Мужчины вылезли из джипа, последовали за ним.
Белая сутана мелькнула в проходе, обогнула алтарь, исчезла в ризнице. Главной достопримечательностью маленькой комнатки был стенной шкаф, в котором висели одеяния священника. Театральным жестом он распахнул дверцы и воскликнул: «Mira!»[58]
Пеон лежал в той же позе, в какой и нашел его отец Винсенте. Священник не попытался освободить его. Со стянутыми липкой лентой запястьями и лодыжками, с заклеенным ртом, из которого доносилось невнятное мычание. Когда пеон увидел ван Ренсберга, его глаза округлились от ужаса.
Южноафриканец наклонился и сорвал ленту со рта.
– Что он здесь делает?
Пеон что-то затараторил, священник выразительно пожал плечами.
– Он говорит, что не знает. Он говорит, что прошлым вечером лег спать, а проснулся здесь. У него болит голова, он ничего не помнит.
Пеон был в одних плавках-трусах. Южноафриканец схватил его за плечи, поставил на ноги.
– Скажи ему, для него будет лучше, если он начнет вспоминать! – рявкнул ван Ренсберг священнику, который стал переводчиком.
– Майор, – мягко вмешался Макбрайд, – давайте не будем спешить. Почему бы не начать с имени?
Отец Винсенте уловил смысл.
– Рамон.
– Рамон?…
Священник пожал плечами. С более чем тысячью прихожан разве он мог помнить все фамилии?
– Где он спал? – спросил американец.
Последовал быстрый обмен фразами на местном испанском. Макбрайд понимал испанский с трудом, а сан-мартинское наречие имело мало общего с кастильским.
– Его дом в трехстах метрах отсюда, – ответил священник.
– Почему бы нам не прогуляться туда? – Макбрайд достал перочинный ножик и разрезал липкую ленту на запястьях и лодыжках Рамона.
Насмерть перепуганный пеон повел майора и американца через площадь, по главной дороге, свернул на третью улицу, показал на дверь своей комнатки.
Ван Ренсберг вошел первым, за ним – Макбрайд. Ничего особенного они не обнаружили, за исключением одного маленького предмета, который американец достал из-под койки. Марлевой салфетки. Он понюхал ее и протянул майору, который тоже поднес ее к носу.
– Хлороформ, – сказал Макбрайд. – Его отключили во сне. Скорее всего, он ничего не почувствовал. Очнулся со связанными руками и ногами, запертый в стенном шкафу. Он не лжет, просто ничего не понимает и напуган.
– Какого черта он там оказался?
– Разве вы не упоминали про бирки у каждого человека, которые проверяют, когда они приходят на работу?
– Да. А что?
– У Рамона такой бирки нет. И на полу ее нет. Я думаю, что на ферму с биркой Рамона прошел кто-то еще.
Вот тут до ван Ренсберга дошло, что все это означает. Он вернулся к «Лендроверу», который остался на площади, включил рацию.
– Чрезвычайная ситуация! – рявкнул он, как только радист вышел на связь. – Включи сирену «Сбежавший заключенный». Заблокируй ворота, ведущие в резиденцию, для всех, кроме меня. По громкой связи вызови всех охранников к главным воротам. Включая тех, кто сейчас свободен от службы.
Через несколько секунд над полуостровом завыла сирена. Ее услышали на полях и в свинарниках, в садах и курятниках, на огороде и в амбарах.
И все, оторвавшись от своего дела, поворачивались к главным воротам. Вот тут и послышался многократно усиленный голос радиста: «Всем охранникам прибыть к главным воротам. Повторяю, всем охранникам прибыть к главным воротам. Быстро!»
Шестьдесят охранников несли дневную вахту, еще столько же отдыхали в казарме. Все откликнулись на полученный приказ, кто бегом – от казарм ворота отделяло четверть мили, кто на квадрациклах.
Ван Ренсберг проехал через ворота на внедорожнике и уже поджидал их с мегафоном в руке.
– Никто у нас не сбежал, – сообщил он, когда охранники сгрудились перед ним. – Ситуация обратная. На территории фермы незваный гость. Он переоделся пеоном. Та же одежда, те же сандалии, то же сомбреро. Он даже украл бирку. Дневная смена, собрать и привести сюда всех работников. Без исключений. Остальным обыскать все сараи, свинарники, конюшни, мастерские. Потом опечатать каждое помещение и выставить охрану. Используйте рации, чтобы оставаться на связи с командирами своих отделений. Командирам отделений и взводов оставаться на связи со мной. Приступайте. Любого пеона, который попытается бежать, расстреливать на месте. Идите.
Сто человек рассеялись по ферме. Им предстояло тщательно обыскать только среднюю часть полуострова, от сетчатого забора, отгораживающего поселок-колонию и аэродром, до защитной стены резиденции. Большую территорию. Слишком большую даже для сотни человек. На решение поставленной задачи могли уйти часы.
Ван Ренсберг забыл про отъезд Макбрайда. Игнорировал американца, полностью поглощенный поимкой нарушителя, проникшего на вверенный ему объект. Макбрайд в полном недоумении сидел в джипе.
На доске объявлений, у двери в церковь, висел листок бумаги с надписью: