от входа. Вниз ведь не спускались. Значит, выше уровня земли. Где-то в толще горы. Нам бы в зал вернуться… Там, может быть, окна есть, раз он тоже в горе вырублен. Или можно попробовать его взорвать.
— Чем?
— Ну, что-то типа пороха у меня есть… Горсточка…
— Так взрывай!
— Что? Дверь? Так взрыв в замкнутом пространстве — это проще головой об стену, чтоб не мучиться. А коли и вышибем, ты дорогу в зал запомнила? Доведешь?
— Как я ее запомню? Там же темно!
— Неужели заметила?
— Сам дурак! И как меня угораздило с тобой связаться? Ума не приложу! Сидела бы сейчас в гостинице, смотрела телевизор. На лыжах бы каталась. Папка, наверное, беспокоится. Я ведь, получается, ему ни разу не позвонила!
— А он?
— Ему некогда, у него работа…
Разговор угас. Все, что оставалось делать пленникам, так это ждать. Ждать и надеяться на удачу.
— Интересно, куда берегиня наша запропастилась? — где-то через час, два, а может и спустя полдня вспомнил Середин. — Как все хорошо — так от нее не отвязаться. А как нужна — так ее и в помине нет.
— Зачем тебе наяда, Олежка? Замок открыть?
— Да хоть бы светлячков привела, и то спасибо. А то совсем в темноте тоскливо.
— Гномы не любят света, — внезапно вступила в разговор Тария. — Сказывали, пока война шла, они днем в норах прятались и токмо ночью нападали. Коли пленные али увечные на солнце оставались, так слепли все.
— Ну, при таком образе жизни это не удивительно, — ответил Олег. — Глаза привыкли к темноте. Но хоть какой-то свет им все же нужен, иначе от зрения вообще пользы не будет. Наверное, факела им хватает, чтобы метров на двести во все стороны разглядеть. Там, где нам полный мрак чудится.
— Почему на двести? — не поняла Роксалана.
— Это я так, наугад предположил. Может, на сто видят. Или на пятьдесят. А может, тут по стенам какая-нибудь светящаяся плесень водится. Мы ее вообще не различаем, а им хватает.
— Тут растет плесень? Фу, какая гадость! Надеюсь, я в нее не вляпалась?
— Вряд ли. Тут слишком сухо. А для плесени нужна влажность.
Опять наступила тишина, и ведун в темноте, тепле и покое даже задремал — а проснувшись, безнадежно потерял счет времени. Был это ночной отдых или короткая дневная дрема? Сколько часов он таращился в непроглядный мрак, сколько успел проспать?
Внезапно в полутора метрах перед ним обрисовался грубо обработанный потолок с несколькими уходящими вверх трубами диаметром в руку.
— Я научился видеть в темноте? — изумленно пробормотал ведун, прежде чем обратил внимание на тени, что отбрасывали неровности. Источник света находился сбоку. Олег повернул голову и увидел факел за распахнутой дверью. — Интересно, чем они смазывают подпятники? Ничего не слышно. Ни как закрыли, ни как открыли.
— Выходите, — устав ждать, приказал факельщик. — Великий подгорный князь желает вас видеть.
Олег вслед за девушками выбрался в коридорчик. Скрючившись, добрел до высокой шахты, с наслаждением выпрямился.
— Ступайте, — распорядился карлик и стремительно зашагал, перепрыгивая мелкие каменные осколки. Пленники потрусили по сторонам, стараясь держаться в круге света. Факельщик не обращал на людей никакого внимания, а палку с потрескивающей и пахнущей соляркой паклей нес перед собой. Олег даже подумал было стукнуть его по шее и унести ноги — но он совершенно не представлял, куда бежать. А если бы и представлял — тоннель, через который их впустили, надежно запирался камнем. Через него было не выбраться, даже если вспомнить каждый свой шаг по дороге сюда.
Направо, налево, направо, налево. Сюда их, помнится, вели другой дорогой. Опять налево. Впереди показалось зарево.
— Прибыли, — негромко сообщил Олег. — Что-то народу многовато. У князя сегодня приемный день?
В тоннеле между факелами собралось свыше полусотни гномов. Большинство — в простых курточках и штанах, но некоторые красовались в плащах, в стеганых поддоспешниках, украшенных нашитыми на груди медными медальончиками с семейными сценами: двое людей покрупнее сидят рядом, а ребенок стоит между ними, или родители стоят, держа ребенка за руки, или родители вместе, ребенок сбоку, или ребенок на руках, родители обнимаются. Медальоны были крупными, с ладонь, и ведун их отлично разглядел.
— Странные, однако, у них тут фотографии, — хмыкнул он и перевел взгляд на стену.
После долгого пребывания во мраке зрение обострилось, и теперь Олег различил, что стена над аркой уходит куда-то вверх, выше тоннеля. В месте стыка потолка и кладки многие камни оказались «половинчатыми»: они не упирались в потолок, а прислонялись к нему. Если снизу подорвать, завал вполне может отрезать тронный зал от прочих подземелий.
— Приказ подгорного князя! — вскинул над собой факел их конвоир.
— Славься подгорный князь! — ответили стражники, громко ударив ратовищами копий в пол.
Створки поползли в стороны. Факельщик посторонился и кивнул, указывая людям на дверь. Олег вздохнул, склонил голову и вошел первым.
Внутри было светло! Не то чтобы как днем, но проникавшие через три небольших оконца под самым потолком лучи позволяли легко различить не только толпу из доброй сотни карликов, собравшуюся внутри, но и стены, овал купола, пустые каменные троны, что выстроились вдоль стен. Монолитных каменных стен, для которых горсть черного пороха — все равно что укус комара. А жаль, потому как свобода совсем рядом — всего несколько метров гранита со стороны окон… Может, попробовать подорвать стену? Паника, пыль, дым, груда камней вместо дверей. Пока шум да дело, попробовать забраться наверх и выскочить наружу…
— Идите сюда, жалкие существа! — потребовал восседавший на подсвеченном факелами, а потому рубиново-алом троне коротышка в красной войлочной мантии. — Гляньте на них, дети мои. Один из этих человечков заявил, что является моей дочерью!
По залу прокатилась волна хохота. Середин оглянулся, мысленно отметил, что среди карликов нет ни одной женщины. Может, среди подземного народа их не существует вообще?
— Это я жалкое существо?! — Роксалана подобных слов стерпеть не могла. — Ты на себя-то в зеркало хоть раз смотрелся, редиска пересохшая? Маску бы хоть надел, смотреть на рожу противно.
— Ты был прав, Алхон, — рассмеялся князь. — Без дурманного напитка они стали куда забавнее. Надо бы и впредь использовать их лишь после того, как они вернутся в чувство.
— А ты как был брюквой, так и остался, — парировала Роксалана.
— Как использовать? — навострил уши Олег и уже громче уточнил: — Это
