— Что это? — Он поднялся, тряхнул головой, отполз к пню и прислонился к нему спиной.
— Грибы.
— Здорово… — обрадовался было Олег и тут же осекся, увидев возле лошадей берегиню. Лесная наяда, как называла ее Роксалана, предупреждающе покачала головой и исчезла среди камышей. — Что, милая? Опять опята?
— Нормальные совершенно грибы, — повела плечом девушка. — Я несколько съела, и даже не пучит ни чуточки. И лошадям дала попробовать, кушают с удовольствием. А у них инстинкт, они ядовитого жрать не станут.
— Ага, как же, — кивнул Середин. — Твари милые, но безмозглые. Из человеческих рук даже мышьяк слопают и не моргнут. Они же домашние!
Возле скакунов опять появилась берегиня, повела рукой, отчего кони дружно заржали и шарахнулись к деревьям, моментально застряв в наметенных под лещиной сугробах.
— Не ешьте, — снова покачала головой хранительница лесного покоя, но воздействовать чем-то, кроме уговоров, на существ из плоти и крови она не могла.
— Я не буду этим травиться, — категорически мотнул головой ведун.
— Как хочешь, силой кормить не стану, — весело отмахнулась Роксалана. — Но имей в виду, что кроликов из твоих петель я выпустила, и других зверьков тоже, всех до единого. Так что или грибной суп, или суп из снега. Выбирай.
— Каких кроликов, каких зверьков?! — поднялся на ноги Середин. — Где ты их взяла?
— Из тех самых петель, что ты поставил, пока меня тут не было. Вон там, там и там, — указала она в сторону густых ольховых зарослей.
— Я ничего не ставил.
— Ага, как же! — хмыкнула спутница. — Что, я твои петли не узнаю? Волосяные, скрученные. Я их все порезала, а зверей отпустила, пока живы.
— Проклятье! — схватился за голову Олег. — Надо сматываться! Уходить немедля!
— Куда? Темнеет уже, Олежка. И суп вот-вот готов будет.
— Ты чего, не поняла, ненормальная?! Ты чужие ловушки разорила, чужие! Да охотник здешний, как все это увидит, нас просто в куски разорвет!
— А зачем он зверюшек бедных обижает? Природа — это наша породительница, и относиться к ней нужно с любовью, с уважением. А не потребительски. Вам бы только захапать, урвать, сожрать, срубить, увезти… Вроде, закипело уже. Так чего, точно не будешь? Тогда хоть соли дай!
Ведун сплюнул, сел обратно к пню и подтолкнул к девушке чересседельную сумку. Из всех сентенций, произнесенных довольной своим героизмом Роксаланой, он согласился только с одной: сниматься с лагеря было уже слишком поздно. Солнце ушло за далекие горы, и небо стремительно темнело. Теперь волей-неволей придется ждать утра.
— Ты каким богам молишься, милая леди? — окликнул он спутницу, которая жадно, с чавканьем пожирала суп.
— А тебе зачем?
— Хочу знать, по какому обычаю тебя утром хоронить.
— Ничего со мной не будет, Олежка, — облизала ложку Роксалана. — Вкусные, нормальные грибы. И лошадям не будет, они по паре кило точно умяли. Я думала, откажутся, а они мою поляну вычистили, как газонокосилки. Сморчка порченого не оставили. Так что все, твоей доли больше нет. Слишком долго думал. А я уже наелась, а я уже наелась…
И она весело заскакала вокруг костра, корча Середину кривые рожи:
— Моя-ля шуга-шуга, моя-ля вьюга-вьюга! Ну, что ты сидишь такой кислый?! Смотри, какой вечер славный! Смотри, какой снег! Смотри, какой огонь! Как тут здорово, Олежка! Ну, иди сюда, давай потанцуем. Моя-ля шуга-шуга, моя-ля вьюга-вьюга!
Она закружилась, раскинув руки и подставив лицо уже почти черному небу. Полюбоваться танцем Олегу не удалось — лошади, фыркая и мотая головами, внезапно сорвались с места и помчались через озерцо назад по проложенной утром тропе. К счастью, далеко они уйти не смогли — не поместившись бок о бок на узкой дорожке, застряли среди сугробов на другом берегу. Ускакал только серый мерин, но и тот вскоре вернулся, обнаружив, что остался один.
Спутав ноги скакунам, ведун оставил их возле камышей и отправился кипятить воду. У костра Роксалана, скинув трофейные меховые одежды, в одном только сари, подаренном мудрым Раджафом, прыгала через огонь. Причем во время прыжка она пыталась изобразить некое балетное па с разворотом на сто восемьдесят градусов и раз за разом кувыркалась спиной вперед в занесенный снегом рогоз.
— Оденься, простудишься, — посоветовал ей ведун.
Олег протер торбу от остатков грибного супа, но набить снегом снова не успел: спутница напрыгнула на него, повалив на землю:
— А разве ты меня не согреешь, Олежка? Разве не согреешь? — Она попрыгала на коленях у него на спине, потом кинулась в лес: — Лови меня, Олежка!
Проводив ее взглядом, ведун плотно набил кожаное ведерко, поставил его на угли растапливаться, порубил самые толстые ветки валежника, кинул рядом.
— Ку-ку! — выглянула Роксалана между елями и тут же исчезла, чтобы с хохотом промелькнуть через середину озерца: — Ку-ку!
Лошади смертно захрипели, начали скакать, биться друг о друга. Три скакуна свалились, брыкаясь возле зарослей лещины, два — порвали путы и рванулись куда-то в чащобу. Середин, отчаянно ругаясь, бросился следом. В этот раз лошади весьма удачно ломанулись через редколесье, по мелкому снегу — нагнал их ведун только через полчаса и повернул обратно. Кони громко ржали, мотали головой и то и дело пытались кинуться в сторону.
— Добрую женщину найди, — внезапно появилась справа берегиня, с легкостью шагая босыми ножками по пушистой изморози на поваленной сосне. Следов за наядой не оставалось. — Найди, а то она замерзнет.
— А самой слабо? — огрызнулся Олег.
— Найти могу, согреть — нет, — ответила берегиня, переступая излом ствола, и растворилась в воздухе.
— К костру подсесть ума не хватает?
Возле озера ведун опять спутал лошадям ноги, выдернул из огня торбу с кипящей водой, огляделся и, услышав очередное «ку-ку», пошел на звук.
Бегала Роксалана все ж таки хуже лошадей — уже через полчаса Середин, неся ее через плечо, вернулся к костру. Посадил спутницу возле огня, кинул ей на плечи тулуп, хлебнул горячей воды и отправился к скакунам, три из которых продолжали брыкаться в снегу. Олег распутал веревки, подождал, пока кони встанут, и едва стреножил одного — двое других рванули наутек, причем вместе с недавно возвращенными беглецами. Хорошо хоть, те скакали медленно и неуклюже, рывками переставляя связанные передние ноги.
— Ку-ку! — послышалось позади.
— Разорви меня клопами, — в бессилии схватился за голову Середин. Даже не оглядываясь, он понял, что директор фирмы «Роксойлделети» по маркетингу тоже чесанула куда-то во мрак. — Они все, что, мухоморами объелись?
После короткого колебания он все же развернулся и отправился ловить любительницу осенних опят. В конце концов, Роксалана ввязалась в войну между ним и братьями- колдунами не без его попустительства. Теперь, по совести и справедливости, он должен был вернуть ее к прежней жизни целой и невредимой… Если получится. А лошади, как бы ласковы, трудолюбивы и красивы они ни были, — это всего лишь скотина. Переломают ноги в ночи — пойдут на мясо, и вся проблема.
