десять часов, у меня на руках и ногах начнется гангрена. Регенерации здесь нет. Когда я попаду туда, где ее смогут сделать, от меня останется лишь… Нет, милосерднее сразу убить меня.
— А, чтоб тебе провалиться! Ты бьешь на жалость!
— Сомневаюсь, что вам знакомо это чувство.
— Слушай, — сказала подумав я, — если я развяжу тебя и позволю одеться, чтобы ты не замерз, ты дашь мне потом без всякого шума опять связать тебя и засунуть в рот кляп? Или мне придется врезать тебе посильнее и вырубить уже как следует? С риском сломать тебе шею. А ты знаешь, я могу это сделать. Ты видел, как я дерусь, и…
— Как деретесь — нет. Я видел лишь последствия. Вернее, слышал о них.
— Неважно. Значит, ты в курсе. И тебе не вредно узнать, почему я способна на такое. «Мать моя — пробирка…»
— «…скальпель — мой отец», — закончил он за меня. — Мисс Фрайди, я мог и не давать вам, как вы выражаетесь, вырубить себя. Да у тебя уж очень быстрые реакции, но… но у меня они такие же, а руки — намного длиннее. Кроме того, я знал о твоих возможностях, а вот ты о моих — нет. Стало быть, у меня было преимущество.
Когда он делал это поразительное признание, я сидела в позе лотоса, тупо уставившись на него, и молчала. Неожиданно дурнота подступила к горлу, и меня чуть не вырвало.
— Пит, — почти умоляющим голосом пробормотала я наконец, — ты… ты ведь не лжешь мне?
— Мне приходилось лгать всю жизнь, — ответил он, — так же, как и тебе. Впрочем… — Он шевельнул руками, и путы на них лопнули.
Вы представляете себе прочность скрученных рукавов добротной рубахи? Они прочнее каната такой же толщины… Не верите? Попробуйте сами.
— На рубашку мне наплевать, — будничным тоном продолжил он, — у меня есть свитер. Но мне бы не хотелось портить свои штаны, поскольку, надеюсь, мне придется еще появиться в них на людях до того, как я смогу достать другие. Вам проще дотянуться до узлов. Вы поможете мне развязать их, мисс Фрайди?
— Пит… Перестань называть меня «мисс»! Мы оба — ИЧ… — Я взялась за его штанины. — Почему ты не сказал мне раньше?
— Наверно, надо было сказать, но мы говорили на другие темы.
— Ну, вот и все… Ох, Пит, у тебя и в самом деле заледенели ноги! Дай-ка я их разотру как следует!..
Мы немного поспали. Во всяком случае я заснула и проснулась от того, что Пит легонько тряс меня за плечо, тихо приговаривая:
— Просыпайся. Мы недалеко от поверхности… Уже видны огоньки.
Тусклый свет проник сквозь полотно, которым был укутан турбогенератор. Я зевнула и сказала:
— Я замерзла…
— Ты еще внутри трубы, а вот я — почти снаружи. Так что не жалуйся… Это я замерз.
— Так тебе и надо, насильник. Ты слишком тощий, из тебя никогда не выйдет хорошего одеяла… Пит, тебе надо бы набрать побольше веса. Слушай, это, кстати, напомнило мне, что мы еще не завтракали, но стоит мне подумать о еде… Кажется, меня сейчас вырвет.
— А, черт… Переползи тогда через меня в самый угол, а то ведь нам еще придется здесь полежать. И потише — кто-нибудь уже может бродить неподалеку.
— Свинья. Бесчувственная свинья — вот кто ты. Назло тебе удержусь!
В общем, я не так уж плохо себя чувствовала. Перед выходом из каюты я приняла голубенькую таблетку, и, кажется, она делала свое дело. Желудок давал о себе знать, но не так, чтобы вопить: «Выпустите меня отсюда!..» К тому же я прихватила с собой весь запас пилюль, которым снабдил меня доктор Джерри.
— Пит, какие планы?
— Ты меня спрашиваешь? Я, что ли, затеял этот побег?
— Затеяла я, но… Ты здоровый, сильный мужик, который храпит так, что стены дрожат. Я думала, пока я посплю, ты постоишь на вахте и придумаешь что-нибудь… Я ошиблась?
— М-да… Фрайди, а какие планы у тебя? Как ты все это себе представляла?
— Ну, я не строила четких планов. Когда мы приземлимся, им так или иначе придется открыть дверь — или маленькую, или большую, грузовую. Какую — неважно, главное, что они откроют, и тогда я вылетаю отсюда, как испуганная кошка, сшибая всех и вся на своем пути, и… не останавливаюсь, пока не отбегу от корабля подальше. Надеюсь, никто не станет слишком рьяно меня тормозить, потому что я не хочу никому причинять вреда, но… в любом случае меня никто не удержит.
— Неплохой план.
— Ты думаешь? Это вообще-то никакой не план, просто… Дверь распахивается — я вылетаю, вот и все.
— План хорош, я не вижу, где бы он мог дать осечку. И у тебя есть одно большое преимущество: они не осмелятся причинить тебе вред.
— Хотелось бы так думать, но…
— Если кто-то заденет тебя, то лишь по чистой случайности, и то виновника подвесят за ребра. Как минимум. Лишь когда ты рассказала мне всю свою историю, я понял, почему мне дали такие строгие инструкции. Фрайди, ты нужна им не «живой или мертвой», а целой и невредимой. В полной сохранности. Они скорее дадут тебе сбежать, чем рискнут причинить вред.
— Тогда все упрощается.
— Не обольщайся. Хоть ты и дикая кошка, но если бросить на тебя достаточно мужиков, тебя можно схватить — тому уже были примеры. Если они поняли, что ты сбежала, а я думаю, они об этом уже знают: наш бот покинул орбиту на час позже расписания…
— Как? — воскликнула я и кинула быстрый взгляд на часы. — Да… Мы уже должны были приземлиться. Пит, они ищут меня?
— Думаю, да. Но будить тебя раньше не имело смысла. В их распоряжении было четыре часа, чтобы убедиться, что тебя нет на верхней палубе среди пассажиров первого класса. Конечно, им придется прочесать и всех мигрантов, значит… Если ты действительно здесь, а не прячешься где-то на корабле, то должна быть в этом грузовом отсеке. Конечно, на таком большом боте можно поиграть в прятки, но они наверняка поставят кордоны на обоих выходах отсюда — грузовом и пассажирском. Фрайди, если у них достаточно людей… А у них их в избытке. И если у этих гавриков есть прочные сети и веревочные ловушки- петли… А они у них есть. Они схватят тебя целой и невредимой, как только ты выйдешь из этого бота…
— Вот, значит, как. — Я задумалась. — Пит… если так случится, у них будет много убитых и раненых. Я и сама могу обломать себе зубы и даже проститься с жизнью, но они дорого заплатят за мою шкуру. Спасибо, что предупредил меня.
— Но, может, все случится и не совсем так. Возможно, будучи уверены, что через их кордоны и мышь не проскочит, они сначала выпустят всех мигрантов… Ты ведь в курсе, что мигранты проходят через грузовой выход?
— Первый раз слышу.
— Так вот, они сначала выпустят их, проверят, а потом закроют двери и напустят сюда веселящий газ… Или слезоточивый. И выкурят тебя за милую душу — всю в слезах и в соплях.
— Бр-рр! Пит, неужели у них на корабле есть такой газ?
— Есть и покруче. Ты сообрази, ведь шкиперу приходится действовать за много световых лет от закона и порядка, и у него есть лишь горстка людей, на которых он может рассчитывать в случае какой- нибудь заварухи. Почти в каждом рейсе в четвертом классе сидит банда отъявленных уголовников, и, конечно же, шкипер в любой момент может пустить газ выборочно, в любой отсек корабля, но… Фрайди, когда они пустят газ, тебя здесь уже не будет.
— Не будет? Что ты хочешь этим сказать?
— Мигранты пройдут через центральный коридор нашего отсека. В этот рейс их набралось около трех сотен, и их набьют в проходной отсек, как сельдей в бочку… Их так много, что, я уверен, не все из них знают друг друга в лицо — за такой короткий срок они никак не успели перезнакомиться. Мы этим воспользуемся… И еще одним, старым испытанным средством.
