— Сколько вы возьмете с меня за него?
— Ну, видите ли, это ведь необычный билет. Любой другой вы, конечно, могли бы приобрести за стандартную цену — двадцать бруинов, но этот… Что если мы сделаем так: вы будете выкладывать передо мной купюры до тех пор пока я не улыбнусь, идет?
— Что ж, не так глупо. Но тогда, если вы не улыбнетесь в тот момент, когда я сочту, что уже пора улыбнуться, я забираю свои деньги и ухожу. Идет?
— Но я могу окликнуть вас и попросить вернуться.
— А вот это уже нет. Раз уж вы не оговариваете четкую цену, я не дам вам возможности шантажировать меня.
— Вы крутой клиент. А что если…
Тут неожиданно все громкоговорители вокруг нас принялись орать «Слава вождю», а потом раздался гимн. Молодая женщина за прилавком махнула нам рукой и, стараясь перекричать грохот литавр, крикнула: «Обождите! Это сейчас кончится!» Из дворца вышла толпа людей, прошла сквозь ротонду и направилась к главному выходу. Я заметила головной убор из орлиных перьев в середине толпы, но на этот раз вождь был так тесно окружен своими телохранителями, что убийце пришлось бы здорово попотеть, вздумай он повторить попытку.
Когда все стихло, продавщица лотерейных билетов сказала:
— Это был малый выход. Интересно, если ему понадобилось сходить за парой носовых платков, почему он не послал кого-нибудь из своих шестерок? Весь этот шум только мешает торговле… Ну, так как, старина, вы решили, сколько вы согласны заплатить за то, чтобы стать богатым?
— Разумеется, — ответил Джордж, выложил на прилавок трехдолларовую бумажку и взглянул на продавщицу.
Секунд двадцать они молча смотрели друг другу прямо в глаза, потом она усмехнулась и сказала:
— Пожалуй, я улыбаюсь. Да. Думаю, что во весь рот. — Она одной рукой взяла деньги Джорджа, а другой протянула ему билет. — Хотя ручаюсь, что могла вытянуть из тебя еще доллар.
— Ну, этого мы никогда уже не узнаем, не так ли, — с улыбкой возразил Джордж.
— Может, еще раз? Удвоим ставки и — либо все, либо ничего, а?
— На
— Слушай парень, ты из меня сделаешь старуху. Ступай себе с Богом, пока я не передумала.
— Где здесь поблизости туалетные комнаты?
— Вниз по коридору и налево. Удачи.
Пока мы шли к туалетным комнатам, Джордж шепотом по-французски сказал мне, что, пока мы торговались в продавщицей, жандармы прошли мимо нас, заглянули в туалеты, вышли, вернулись в ротонду и ушли по главному коридору. Я оборвала его — тоже по-французски, — шепнув, что знаю все, но что все это место напичкано Глазами и Ушами, поэтому поговорим позже.
Я действительно видела, как два стражника в униформах — не те двое, которым я устроила колики в желудках, — следовали за нами, почти наступая нам на пятки, потом прошли мимо, проверили туалетные комнаты (резонно, поскольку любители в таких случаях частенько прячутся именно в общественных туалетах), опять продефилировали мимо нас и скрылись в глубине дворца. Джордж преспокойно торговался с продавщицей лотерейных билетов, а те, что искали нас, проходили мимо дважды. Неплохо. Вполне профессионально.
Но мне пришлось подождать с вынесением ему похвалы — мы стояли как раз рядом с личностью неопределенного пола, продающей входные билеты в туалетные комнаты. Я спросила ее (или его), где тут можно попудрить женщине нос. Она (я все-таки решила, что это она, так как при ближайшем рассмотрении под майкой у нее находились или фальшивые, или очень маленькие груди) резко огрызнулась:
— Ты что, чокнутая? Или нарываешься? Я ведь могу и легавого позвать. — Потом, вглядевшись в меня пристальнее, пробормотала: — Ты иностранка.
Мне пришлось сознаться, что это правда.
— Ладно. Только больше так не разговаривай, тут этого не любят. Мы здесь все демократы, поняла? Так что и сеттеры и терьеры пьют из одного крана! И давай, покупай билет или не загораживай проход.
Джордж купил два билета, и мы вошли внутрь.
Справа от входа располагался ряд открытых кабинок, над ними плавала светящаяся голографическая надпись:
ЭТИ УДОБСТВА ПРЕДОСТАВЛЕНЫ ДЛЯ ВАШЕГО ЗДОРОВЬЯ
КОМФОРТ ОБЕСПЕЧЕН КАЛИФОРНИЙСКОЙ КОНФЕДЕРАЦИЕЙ —
Голографическое изображение вождя в полный рост витало прямо над надписью.
Среди открытых кабинок были и кабины с дверями за отдельную плату, причем некоторые из них были тщательно закрыты занавесками. Слева от нас за небольшим прилавком расположилась личность уж вовсе неопределенного пола. Джордж подошел к этому прилавку и, к моему удивлению, купил несколько косметических наборов и флакон дешевых духов. Затем он попросил билет для входа в одну из самых дальних закрывающихся кабин.
—
Вместо ответа один британо-канадский доллар скользнул из руки Джорджа в руку продавщицы (или продавца) и мгновенно исчез. Очень слащавым голосом она проворковала:
— Только недолго. Если я нажму на звонок, сразу приводите себя в пристойный вид. Кабина номер семь, в дальнем правом углу.
Мы вошли в кабину номер семь. Джордж поплотнее закрыл занавески, спустил воду в унитазе, отвернул кран холодной воды и оставил его открытым. По-французски от объяснил мне, что мы должны сменить наш облик, не прибегая при этом к карнавальным маскам, а потому, дорогая, давай-ка вылезай из этого платья и надевай тот костюм, что у тебя в спортивной сумке. Мешая английские слова с французскими, он принялся объяснять детали, продолжая время от времени нажимать на спуск унитаза и то увеличивать, то уменьшать струю воды, льющуюся в раковине. Итак, он хотел, чтобы я напялила этот вызывающий костюм из суперкожи, наложила раза в три больше косметики, чем я обычно себе позволяю, и попыталась выдать себя за знаменитую вавилонскую блудницу или что-то в этом роде:
— Понимаю, детка, это не твой стиль, но ты уж постарайся.
— Постараюсь. Постараюсь сделать это
— Вот дрянь!
— А ты, значит, собираешься надеть платье Жанет? Не думаю, чтобы это тебе подошло.
— Вовсе нет. Я не стану выворачиваться наизнанку, просто чуть-чуть перевернусь.
— Прости, что сделаешь?
— Ну, я хочу сказать, что не стану влезать в женское платье. Просто попытаюсь придать себе чуть- чуть женственный вид.
— Вряд ли у тебя это выйдет. Впрочем, ладно, давай попробуем.
Со мной мы возились недолго — отработали лишь влажно-похотливый вид, который заарканил Жана в свое время, и наложили на физиономию до черта косметики (этим занялся Джордж, который, кажется, понимал в этом больше, чем я сама). Ну и походка, когда мы уже выходили, эдакая, знаете, хочу-все-что- движется.
На себя Джордж намазюкал еще больше косметики, чем на меня, плюс эти чудовищные духи (к счастью, он не заставил меня надушиться ими), плюс ярко-оранжевый шарф, который я носила в качестве пояса. Потом он заставил меня сделать ему начес и сбрызнуть голову лаком… Вот, пожалуй, и все, если не считать его походку — выглядел он по-прежнему Джорджем, но совсем не тем классным парнем, что так потрясающе будил меня несколько раз минувшей ночью.
Я сложила все оставшиеся шмотки в свою спортивную сумку и мы вышли из кабинки. Бесполезная кляча у турникета в изумлении вытаращила на меня глаза, когда мы проходили мимо, но ничего не сказала, потому что мужик, что стоял, облокотясь на столик с газетами, ткнул пальцем в Джорджа и сказал:
