похитил. Павел начал обдумывать план побега.
Он решил, что для начала должен нейтрализовать своего сторожа — здорового молчаливого типа, ежедневно спускающегося к нему.
Судя по его виду, этот «амбал» наверняка был подготовленным человеком. Следовательно, ему надо нанести такой точный удар, который его свалит. Затем забрать у него ключи, чтобы не семенить в наручниках на ногах. Абрамов усмехнулся: «Наручники на ногах!» Правильнее назвать их наножниками. Но это не меняло сути его решения. Ему надоело сидеть в этом подвале. Он не может больше ждать, когда его жена сойдет с ума от неизвестности. Да и маленькая Алина, наверное, плачет, без конца спрашивая, куда исчез ее папа. Все, ждать больше нечего. Надо постараться сбежать отсюда. Тем более что этот молчун даже не пытается ему объяснить, зачем его похитили и что собираются с ним сделать.
Павел обдумал весь план в деталях. Нужно выбрать время и нанести один точный удар. Он знал, куда бить. А рука у него сильная — сказались многолетние занятия спортом. Оставалось выбрать удобный момент и наконец осуществить этот рискованный план.
РОССИЯ. МОСКВА. 28 ЯНВАРЯ, ПЯТНИЦА
На этот раз Курыловичу был заказан номер в отеле «Радиссон», куда он приехал прямо из аэропорта. А через два часа он спустился в ресторан, находящийся здесь же, на первом этаже.
В ресторане подавали баварские сосиски с пивом. Курылович не любил немецкую кухню, поэтому заказал себе только пиво, без сосисок. И почти сразу же в зал вошел генерал Дзевоньский. Увидев его, Курылович почтительно вскочил.
— Садитесь, — махнул ему генерал, усаживаясь рядом, затем положил на стол небольшую папку, которую принес с собой. — Мне тоже пива, — сказал он подоспевшему официанту.
Курылович облизнул полные губы. У него были рыжие волосы, одутловатое лицо, выпученные глаза и курносый нос — довольно запоминающаяся внешность. Он часто выполнял деликатные поручения Дзевоньского. Его земляк хорошо платил и никогда не задавал ненужных вопросов.
— Как погода в Варшаве? — осведомился Дзевоньский.
— Тоже холодно, — ответил Курылович, — но не так, как в России.
— У нас не может быть так, как в России, — недовольно заметил Дзевоньский. Они говорили по- польски тихо, чтобы не привлекать внимания немногочисленных посетителей. — Мне опять нужна ваша помощь, — сразу же перешел он к делу. — Речь пойдет о журналисте, которого похитили несколько дней назад.
— О каком журналисте? — насторожился Курылович.
Официант принес заказанное пиво в большой стеклянной кружке. И только когда он ушел, Дзевоньский недовольно проворчал:
— Я считал вас серьезным человеком, пан Курылович. А вы позволяете себе, появляясь в Москве, не читать местной прессы. Вы думаете, что ездите сюда на прогулку? Я полагал, что еще в аэропорту вы купили столичные газеты, чтобы сориентироваться в сегодняшней ситуации, знать, что тут происходит.
— Я просто не успел, — сразу соврал Курылович. — Взял целую пачку газет, они у меня в номере, только не успел их просмотреть.
Дзевоньский с обоснованным подозрением хмуро посмотрел на ретивого собеседника.
— Не нужно мне лгать, — строго предупредил он. — Если я сейчас поднимусь к вам в номер и не найду газет, это будет повод с вами расстаться.
— Они у меня, — храбро заявил Курылович, сообразив, что отступать нельзя. — Мы можем подняться, и я их вам покажу.
В крайнем случае он уже был готов свалить все на служащих отеля и заявить о пропаже сумки, в которой находились сегодняшние газеты, якобы купленные в аэропорту. Дзевоньский не стал проверять, хотя и чувствовал, что ему врут.
— Несколько дней назад исчез известный журналист Павел Абрамов, — вполголоса сообщил генерал. — В Москве его считают одним из лучших современных тележурналистов. Поиски ведутся уже несколько дней, но пока безрезультатно. Нужно сделать так, чтобы эта тема постоянно муссировалась в средствах массовой информации. Необходимо превратить пропавшего журналиста в настоящего героя. Персону номер один в этой стране. Чтобы каждый день потрясенные читатели и телезрители читали и смотрели репортажи об исчезнувшем Абрамове. Вы меня понимаете?
— Вам нужно его раскрутить? — понял наконец Курылович.
— Мне нужно, чтобы вы снова встретились с Холмским и объяснили ему нашу задачу. Абрамов должен стать национальным героем. Неплохо бы вспомнить его счастливое детство, его пионерские подвиги. Если их нет, надо придумать. Намекнуть, каким хорошим сыном он был, как честно отслужил на Северном флоте три года. Рассказывать о его журналистской честности и компетентности. Одним словом, его имя и его портрет должны войти в каждый российский дом, в каждую семью.
— Я вас понимаю, — быстро кивнул Курылович. Он очень боялся очередного прокола.
— Найдите Холмского и поставьте ему конкретную задачу, — продолжил Дзевоньский. — Нужно сделать из этого журналиста настоящую звезду. Чтобы о нем говорил весь мир. Чтобы, прильнув к экранам телевизоров, его возвращения ждали тысячи женщин. Чтобы его таинственное исчезновение потрясло всех добропорядочных граждан. Одним словом — максимум слез, восторгов и информации об этом человеке. В ближайшее время о нем должны писать и говорить больше, чем о президенте страны, папе римском и генеральном секретаре ООН, вместе взятых.
— Мы все сделаем, — облизнул полные губы Курылович, — все, что вы говорите. Каков объем финансирования?
— Как и прежде. Полмиллиона долларов. Деньги наличными в три этапа. Ваши расходы оплачиваем отдельно. И премиальные после завершения нашей кампании. Все мои прежние телефоны можете выбросить, я уже сменил номера и теперь сам буду вам звонить. У вас есть вопросы?
— Никаких, пан Дзевоньский. Я сделаю все, что смогу.
— Договорились. Вот здесь папка с вырезками из российских газет. И краткая биография Абрамова. Возьмите и передайте эти сведения Холмскому. Будет правильно, если вы встретитесь с ним уже сегодня. А вечером я вам сам позвоню. Разумеется, он не должен знать, от кого исходит данный заказ.
— Этого вы могли бы не говорить, — улыбнулся Курылович.
— Вот вам деньги на текущие расходы, — достал из кармана конверт Дзевоньский, — здесь десять тысяч долларов. Оплата вашего билета, командировочных, отеля. За пиво я сам заплачу.
— Не нужно, — великодушно отказался Курылович, — я здесь живу и могу вас угостить кружкой пива.
— Можете, — согласился Дзевоньский, — но я этого не хочу.
Он передал конверт Курыловичу и оставил тысячерублевую купюру на столе. Затем поднялся и, кивнув на прощание, вышел из ресторана. Курылович посмотрел на лежавшую купюру. За кружку пива это слишком много. Даже учитывая зверские цены в Москве. И за две кружки тоже много. Конверт с деньгами приятно оттягивал внутренний карман. Но эта купюра тоже не должна здесь оставаться. Он огляделся по сторонам и забрал деньги. С какой радости оставлять на столике целое состояние для этого нерадивого официанта? Правильнее заплатить ему по счету, а лишние деньги оставить себе.
Курылович подозвал официанта и попросил принести счет. А когда его подали, улыбнулся. Пиво обошлось в два раза дешевле, удалось даже оставить официанту на чай. Непорядочные люди не бывают непорядочными в чем-то одном, они жертвы своих пороков. Курылович достал записную книжку и посмотрел на часы. Если даже Холмский сейчас в реанимации или на операционном столе, он все равно постарается с ним увидеться. Слишком большая сумма поставлена на кон. Курылович набрал номер на мобильном аппарате и дождался ответа.
— Аркадий Яковлевич, — обрадовался он, — это я, пан Ежи Курылович. Когда мы можем с вами увидеться? У меня к вам важное дело. Очень важное.
— Завтра утром, — сразу ответил Холмский. — Завтра суббота, и мы сможем спокойно поговорить.
