— Мы не делаем из этого тайны, мистер Дронго. Все должны понимать, что миссис Кристин Линдегрен едет на Барбадос для съемок в фильме, важная тема которого приветствуется даже такой солидной организацией, как ЮНЕСКО. А ваша задача — обеспечить охрану виллы и находящихся там людей. Не вижу в этом ничего странного.
— Тогда у меня все. До свидания, мистер Барнард. Завтра в полдень я приеду к вам, чтобы познакомиться с мистером Моничелли. Кстати, почему Кристин не взяла его фамилию?
— Она известная актриса, и было бы глупо, если бы она взяла его фамилию. В Америке актрисы не берут фамилий мужа, а становятся известными благодаря своим фамилиям — Элизабет Тэйлор, Шэрон Стоун, Джулия Робертс, Николь Кидман, Деми Мур, Ума Турман, список можно долго продолжать. У всех были мужья, у некоторых даже очень известные, такие, как Брюс Уиллис или Том Круз. Но никто не взял фамилию мужа. Это разрушает сценическое имя и образ актрисы, уже сформировавшийся у зрителя.
— Я так и думал.
— Завтра в половине двенадцатого лимузин заедет за вами, — пообещал Барнард, — до свидания.
— Всего хорошего. — Дронго положил трубку и посмотрел на план виллы, лежавший на столе. Затем поднял трубку, набрав номер Эдгара Вейдеманиса. В Москве было уже поздно. Трубку взял Эдгар.
— Мне нужно выяснить финансовое положение двух бизнесменов, — попросил Дронго, — Антонио Моничелли, супруга Кристин Линдегрен. Он известный ресторатор, владеет ресторанами в Италии и США. А еще — украинский бизнесмен Юрий Горлач. Он торгует кожей. Если понадобится, можно позвонить в Киев или Рим. Но мне нужно знать финансовое положение обоих. Ты меня понял?
— Я все сделаю, — ответил Эдгар, — но мне нужно время.
— У тебя есть два дня, — согласился Дронго, — я позвоню тебе с Барбадоса.
В эту ночь ему ничего не снилось, и он нормально выспался, проснувшись в половине пятого. Времени у него было еще много, и, одевшись, он вышел из отеля, едва солнце поднялось над горизонтом. Он любил утренние прогулки, когда прохожих почти нет, улицы пустынны, а все магазины закрыты. Ощущение такое, словно попадаешь в некий фантастический фильм, когда в городе останавливается время. Дронго вернулся в отель только часа через два, умиротворенный и собранный.
Лимузин прибыл вовремя, и он отправился к Кристин, примерно уже представляя вопросы, которые его заинтересуют. На этот раз никто не ждал его в гостиной. Он удивленно осмотрелся. Никого не было. Дронго решил, что это своеобразная форма проверки, и уселся в кресло, ожидая, когда вниз спустится кто- нибудь из хозяев дома. Но через некоторое время появилась уже знакомая ему горничная. Она любезно улыбнулась гостю.
— Они у бассейна, — сообщила она. — Вы можете пройти через эту дверь.
Дронго подумал, что его темный костюм не лучшая одежда для похода к бассейну. На улице было не более двадцати градусов по Цельсию. Возможно, для Кристин это была теплая погода, но для итальянца Моничелли купаться при такой температуре просто немыслимо. Дронго поежился, ему было холодно от одной мысли об этом. В родном Баку он мог согласиться влезть в воду, только когда температура воздуха значительно превышала тридцать градусов, а температура воды приближалась к двадцати пяти. Он был типичным южанином, и холодная погода могла надолго вывести его из равновесия.
Но у большого бассейна никого не было. Дронго удивленно оглянулся и увидел, как ему кто-то помахал рукой. Он заметил человека, стоявшего за стеклом небольшого прямоугольного помещения. Это был Даниэль Барнард. Рядом с большим бассейном находился второй, спрятанный под стекло. Там искусственно поддерживалась высокая температура. Дронго вошел через дверь, ведущую в сад. Здесь было значительно теплее, очевидно, мощные отопительные системы поддерживали тепло при любой погоде. Он огляделся. У шезлонгов стоял Барнард в легком светло-голубом костюме. Кто-то плыл по дорожке бассейна.
— Добрый день, — поздоровался Барнард, — извините, что не встретил вас в гостиной. Я только недавно приехал.
— А это, очевидно, синьор Моничелли? — слегка кивнул Дронго на плывущего к ним мужчину.
— Да, — кивнул в ответ Барнард, даже не оглядываясь. — Он прилетел совсем недавно. Дело в том, что миссис Линдегрен поехала на важную встречу со своим продюсером и попросила меня вернуться, чтобы представить вас друг другу.
— Добрый день, — закричал Моничелли из басейна, приветливо махая рукой. — Я слышал, что моя жена в мое отсутствие нашла себе новое увлечение. Не обижайтесь, я не хочу сказать ничего плохого. Просто у нее всегда какие-нибудь новые идеи, свежие проекты.
Он вышел из бассейна, фыркая и брызгаясь, как породистый пес. Дронго посмотрел на него. Черные зачесанные назад волнистые волосы, нос с небольшой горбинкой, совсем не портивший его, а даже придававший своеобразный шарм, зеленые глаза, красивая линия губ, немного выдающийся вперед подбородок. Такие мужчины очаровывают женщин сразу и навсегда. Нельзя было не залюбоваться и его атлетической фигурой. Дронго подумал, что этот тип почти его ровесник, но выглядит гораздо лучше. Это было немного обидно, хотя сам Дронго всегда следил за своей физической формой.
Моничелли взял полотенце, вытерся. Затем протянул Дронго руку:
— Здравствуйте. Антонио Моничелли.
— Меня обычно называют Дронго.
— Я об этом слышал. Говорят, что вы земляк нашего Юры Горлача?
— Нет. Просто мы оба выходцы из одной бывшей страны.
— Это уже не так мало, — расхохотался Моничелли. На нем были тугие, обтягивающие сине-черные плавки с отчетливо выпирающим мужским достоинством. Дронго подумал, что никогда не носил таких обтягивающих плавок. Ему было бы стыдно появляться перед людьми в подобном виде. Но Моничелли, очевидно, не страдал подобными комплексами. Он сел на один из стульев, стоящих у бассейна.
— Садитесь, — махнул он рукой, — здесь тепло. Я терпеть не могу прохладной погоды, хотя, впрочем, в Лос-Анджелесе она всегда теплая. Но мне нужно, чтобы было совсем тепло, очень тепло. Я ведь итальянец, более того — неаполитанец, вырос под горячим южным солнцем. А там всегда очень тепло.
По-английски он говорил безупречно, без всякого акцента. Скорее как американские итальянцы, чем приехавшие из Европы гости.
— Я вас понимаю, — улыбнулся Дронго. — Вы давно прилетели в Лос-Анджелес?
— Два часа назад. Эти перелеты меня совсем не утомляют. Особенно если в лайнере есть симпатичная стюардесса, — тихо добавил он и подмигнул гостю, чтобы не услышал секретарь его супруги. — Когда летишь первым классом, стюардессы бывают более сговорчивыми, — уже громче заявил он.
От Дронго не укрылось, как несколько изменился в лице Барнард. Но секретарь промолчал.
— Вы знаете, зачем меня пригласили? — спросил Дронго.
— Для охраны наших тел, — рассмеялся Моничелли. Зубы у него были идеально ровные и красивые. Настолько красивые, что невольно приходила мысль о хорошем стоматологе.
— Господин Дронго эксперт-аналитик, — вмешался Барнард, — он полетит с нами на Барбадос.
— Очень хорошо, — обрадовался Моничелли, — рядом со мной наконец появится еще один настоящий мужчина. А не куча визгливых и вертлявых мужиков, с которыми нельзя даже поговорить.
— А кто первый? — поинтересовался Дронго.
— Какой первый? О чем вы говорите?
— Вы сказали «еще один». Кого вы имели в виду?
— Вас и Юрия Горлача. Остальные вызывают только смех. Наш врач, который боится всего на свете, наш визажист, которому нужно носить женское платье, и наш секретарь, невозмутимый и все понимающий аскет. — Моничелли взглянул на барную стойку в противоположном конце бассейна.
— Может быть, виски? — спросил он.
— Нет, спасибо. У бассейна и в такую жару меня просто развезет, — признался Дронго.
— А внешне вы производите хорошее впечатление. Мы, кажется, одного роста. Какой у вас рост?
— Метр восемьдесят семь.
— У меня метр восемьдесят пять. Значит, мы почти одного роста. Не беспокойтесь, можете спокойно выпить четверть литра. Для вашей массы тела это не так много. Я ведь ресторатор и понимаю толк в
