— Все готово, одевайся, едем. Бриться и умываться я тебе не дам.
— А что…
— Никаких что. Через два часа мы должны быть в Калужском университете.
— Не успеем.
— Успеем, — сказал Пряхин и выдернул меня из постели. Все-таки он был очень сильный человек. Выдернуть одним рывком из-под одеяла восемьдесят сонных килограммов… — Тебя одеть или ты уже сам умеешь это делать?
— Иди к черту, узурпатор. По какому праву ты командуешь мною, свободным, гражданином федерации Земля?
— Шевелись быстрее, гражданин. По моральному праву. Или ты забыл, что, моральный долг гражданина федерации — делать все, чтобы способствовать расширению знаний?
Самое смешное, что мы действительно не опоздали, и ровно через два часа, запыхавшись, вошли в длинное двухэтажное здание с надписью на фронтоне «Кафедра этологии». Навстречу шла девушка в зеленом халатике. На руках у нее сидела маленькая сморщенная обезьянка, доверчиво обнимая ее за шею своими стариковскими ручками. У девушки были длинные светлые волосы и голубые глаза. Она улыбнулась нам, и что-то ласково коснулось моего сердца, словно рыбешка ущипнула меня в теплой речке. Бросить все, повернуть обратно, догнать их и сказать: вы обе прекрасны, я не хочу, чтобы вы лишь промелькнули мимо, я люблю вас…
Увы, всерьез влюбляться было некогда, потому что Игорь уже втаскивал меня в большую светлую комнату. Послышалось шипение, я повернулся. Прямо на нас шел здоровенный серый гусь, грозно расправляя крылья. Глаза у него были, впрочем, не очень сердитые, а скорее любопытные.
— Спокойно, — раздался тонкий голос, и вслед за гусем в комнату вошел откуда-то сбоку крошечный человечек в крошечном халатике такого же нежно-зеленого цвета, что и на девушке с обезьянкой. — Спокойно, Гу, — сказал он гусю. Гусь сложил крылья, расслабился и оставил на полу доказательства хорошей работы желудка. — А вы, молодые люди…
— Вы профессор Азизбеков? — спросил Игорь.
— Я профессор Азизбеков, — охотно согласился гномик.
— Я звонил вам сегодня от Эуджена Тареску.
— Да, вы звонили мне сегодня утром от Эуджена Тареску, моего приятеля. Ну и что?
— Как что? Вы же любезно согласились, чтобы мы приехали к вам.
— Что вы говорите? Очень может быть, очень может быть. Я никогда никому ни в чем не отказываю. Значит, я согласился?
— Согласились, и мы специально прилетели в Калугу.
— И прекрасно сделали. Прекрасный город. Прекрасный университет. Прекрасный факультет. Прекрасная кафедра. Прекрасный гусь. Гусь, ты прекрасен!
Гусь натужно сказал «га», и профессор кивнул.
Пряхин был настолько крупнее этолога, что смотрел на него с непреходящим изумлением, как смотрит, наверное, сенбернар на болонку.
— Мы прилетели, чтобы…
— Помню, — прервал его профессор. — У меня прекрасная память. Мой друг Эдуард Тарасов…
— Эдуард Тарасов? — округлил глаза Игорь. — Я звонил вам от Женьки. Я хочу сказать, от Эуджена Тареску.
— И прекрасно. В сущности, разница невелика, вы заметили, что у обоих инициалы совпадают? Э и Т. И оба мои друзья. — Он нахмурился, потер свой лобик крошечной ручкой в коричневых пятнышках пигмента. — Простите меня, я, знаете, бываю несколько несобран… Задумался. До сих пор не могу понять, как использовать вчерашние опыты… Простите, еще раз простите. Я весь внимание. Так вы… Если могу быть полезен?
— Мой друг Юрий Шухмин понимает язык животных, — нервно сказал Пряхин и облизнул губы.
— Угу, понимаю, — пискнул профессор. — И где ваш друг?
— Вот он, — Игорь слегка подтолкнул меня в спину, и я невольно сделал шаг вперед. Гусь коротко и зло шипанул. Очевидно, он был ревнив.
— А язык людей он тоже понимает? — спросил профессор Игоря.
Я начал думать, как поостроумнее ответить гному, но Игорь успел ответить первым:
— Понимает.
— Прекрасно. — Он повернулся ко мне. — Вас зовут?
Не знаю, уж какой бес дернул меня за язык, но я очень вежливо поклонился и элегантно отчеканил:
— Эуджен Тареску, к вашим услугам.
Игорь от неожиданности раскрыл рот, а профессор нахмурился, недовольно повел плечиком.
— Ничего не понимаю. Вы Эуджен Тареску? Но Эуджен Тареску…
— Строго говоря, нет. Я Эдуард Тарасов.
— Вы что, издеваетесь надо мной? — шипанул уже не гусь, а профессор.
Я уже не мог сдержать раздражение, да и не хотел. Мы ничем не обидели карлика, мы были приветливы и почтительны, и если он решил поиздеваться над нами, ответим ему тем же.
— Боже упаси, я просто старался следовать стилю, в котором вы беседовали с нами.
— Гм, гм, однако! И вы считаете, это остроумно?
— Не очень, но по крайней мере я привлек ваше внимание. Вы злитесь, вы сосредоточены, все ваше внимание сконцентрировано на человеке, стоящем перед вами.
— Гм, гм, довольно необычный способ. Но что-то в нем есть. Надо запомнить. Так вы… э…
— Я… э… Азизбеков. — Я, конечно, понимал, что веду себя некрасиво, что непристойно так разговаривать с человеком старше меня раза в четыре, но ничего не мог поделать с собой. — Извините, профессор, но вы прекрасно знаете, что меня зовут Юрий Шухмин. Ведь знали?
— Если честно, да. Однако… Гм… Давненько не встречал такого… Нахала. Не очень обидитесь?
— Нет.
— Тем лучше. А то мне ведь, с вашего разрешения, сто четвертый годок пошел. Кое-что видел, ви- идел… Итак, вы утверждаете, что понимаете язык животных?
— Нет, я так не утверждаю. Я лишь знаю, что понимаю двух собак: пуделя и овчарку.
— А других животных? — спросил профессор.
— Не пробовал.
— Ага, не пробовал. Ну хорошо, перед вами гусь, обыкновенный серый гусь. Один из излюбленных объектов этологов еще со времен Конрада Лоренца. Вы часом не знаете, о чем Гу сейчас думает?
Назойливый сарказм профессора уже изрядно надоел мне, но я сдержался. Я нисколько не волновался. Меня не волновал приговор столетнего этолога, что бы он ни сказал. Я посмотрел на гуся. Голова его напомнила мне маленькое тесное помещение, что-то вроде чуланчика, в котором помещалось всего две мысли-образа: кормушка с зерном и два гуся, отталкивающих друга друга от этой кормушки.
— О еде. Кроме того, он представляет, как отталкивает от кормушки другого гуся.
— Да, конечно, — вздохнул профессор, — это и есть язык животных. Блестяще.
— Да, но…
— Но посудите сами, как вы можете понимать язык животных? Вы его знаете? Вы его изучали? Я двенадцать лет занимаюсь серыми гусями, я стою на плечах гигантов — моих предшественников, и я не могу сказать, что я полностью понимаю их язык. Вы кто по профессии?
— Сейчас я работаю монтажником гелиообогревателей.
— И прекрасно! — радостно просиял профессор. — Это, надо думать, достойнейшее дело. Вы, надо думать, его изучили и его знаете. И ваши приборы работают прекрасно, и в ваших домах зимой тепло, а летом прохладно. Но язык животных… Если бы вы знали, сколько раз за мою долгую жизнь бесконечные владельцы бесконечных тузиков и мурок уверяли меня, что их четвероногие питомцы необыкновенно умны и умеют разговаривать. Увы…
— Спасибо, профессор, — сказал я, — прошу прощения за то, что отнял у вас время. — Меня абсолютно не волновало, что говорил этот гномик.
