Перед Симоне проходили три парня. Один – низенький и толстый, в руках устройство для синхронного перевода, в шею врезались резиновые наушники, так туго, что казалось, будто он вот-вот задохнется. Второй – высокий, в серой аляске; прядь волос прикрывала один глаз, прижатая тесной шерстяной шапочкой. Вокруг шеи был завязан платок, надвинутый на подбородок; уши прятались под шапочкой, но виднелся проводок, белый проводок, который спускался на плечо, проходил вдоль пальто и терялся в кармане. Третий был бритоголовый. У него, как и у прочих, были наушники, а когда он остановился прикурить, Грация заметила, как блеснули на его лице три колечка: два в уголках глаз, третье в носу.
«Вот дерьмо», – подумала Грация.
– Вот дерьмо, – повторила она одними губами, потом расстегнула куртку, передвинула кобуру с пистолетом на бедро и быстро побежала вперед, потому что все трое уже выходили. – Извини… можно задать тебе вопрос?
Парень в шапочке опустил глаза на руку Грации, которая легла ему на грудь, и сощурился, мгновенно спрятав нос в шейном платке.
– В чем дело? – заволновался он. – Какого хрена тебе надо?
– Я хочу задать тебе один вопрос, только один. Пройди со мной на улицу, пожалуйста…
– В чем дело? Кто ты такая? О… какого хрена тебе надо?
Мягко, но решительно она схватила его запястье, пальцами левой руки стиснула локоть, улыбаясь ласково и любезно, чуть ли не завлекающе, и все же парень отпрянул и стал вырываться.
– Да откуда ты взялась? Какого хрена тебе надо? Пусти меня…
– На одну минутку, о'кей? Спокойно… от кого ты прячешься? Открой-ка лицо, сними шапку, покажи наушники… Матера! Саррина!
Грация повернулась ко входу, подняла руку, откидывая занавеску, и парень увидел пистолет:
– Эй, какого хрена ты тут делаешь с пушкой на боку? Ты кто, шпик?
Я слышу крики.
Чувствую движение слева от меня. Поднимаюсь, зову:
– Грация?
Протягиваю руки, пытаюсь нащупать ее, но Грации нет.
Слышу голос Одышливого:
– Будь умницей, Шейный Платок, будь умницей… не делай сам себе больно.
Слышу голос Ста Лир:
– Спокойно, ребята, спокойно… ничего не случилось!
И другой голос, срывающийся на крик:
– Ублюдок! Не трогай меня, ублюдок!
Слышу еще голоса:
– Да это полицейский! Ах, б…, это полицейский! Они забирают Джермано! Эти говнюки уводят Джермано!
Всеобщее смятение. Музыка умолкает. Я больше не слышу ни трубы, ни саксофона, только орущие голоса, быстрый шорох одежд, стремительный скрип подошв по бетону.
Потом голос Грации:
– Вот дерьмо! Это не плеер… это слуховой аппарат!
Почему он так на меня смотрит? Почему не сводит глаз?
Сидел себе рядом с девушкой, а потом вдруг уставился на меня. Смотрит, не отрываясь, прямо в лицо.
Кто он такой? Я не могу его хорошенько разглядеть в этой темноте, но знаю: он что-то против меня имеет.
Он смотрит на меня. Как-то странно смотрит. Подняв подбородок, чуть склонив голову, будто направляя взгляд не прямо на меня, а вкось. Смотрит сквозь меня. Внутрь.
Он по-прежнему смотрит на меня, и тогда я делаю шаг вперед, чтобы лучше разглядеть его, и замечаю, что глаза его закрыты, но даже так, с закрытыми глазами, он все пялится и пялится на меня, и я знаю, знаю, знаю: ему известно, кто я такой, он в состоянии разглядеть все светящиеся точечки, которые сверкают у меня на лице; он видит, как кожа у меня на лбу трескается, отстает, болтается, будто кусок резиновой пленки; видит, как кости носа выпирают, уродуя лицо, словно острый птичий клюв; видит даже колокола, колокола Ада, которые звонят у меня в голове.
Он так и смотрит на меня, так и смотрит внутрь и видит даже то существо, что ползает быстро-быстро у меня под кожей, поднимается и опускается под одеждой, проходит по руке до плеча, проскальзывает в грудь, раздувается в горле, перебегает на язык, жмет на губы, жмет, и жмет, и жмет, и тогда я открываю рот и показываю ему зверя, который у меня внутри, и зверь раздувает шею, как я, разевает пасть, как я, шипит и показывает язычок тому парню, что смотрит на меня, что все смотрит и смотрит внутрь с закрытыми глазами.
Потом я зажимаю рот руками и проглатываю все, что там есть, с сухим щелчком, проталкиваю в горло, глубже, глубже, глубже, с такой силой, что мне становится дурно.
И я удираю, бросаю только что зажженную сигарету, растаптываю ее и пробиваюсь сквозь толпу к запасному выходу.
Но перед этим еще раз хорошенько вглядываюсь в лицо того парня с закрытыми глазами, который способен заглянуть внутрь меня.
Кто ты?
Кто ты такой?
Часть третья
HELL'S BELLS
My lighting's flashing across the sky
You're only young but you gonna die.
«Иль ресто дель Карлино»
Болонья и Имола
НОВЫЙ ПОВОРОТ В РАССЛЕДОВАНИИ УБИЙСТВ УНИВЕРСИТЕТСКИХ СТУДЕНТОВ, ПРОЖИВАВШИХ ВНЕ ОБЩЕЖИТИЯ
Один-единственный киллер умертвил шестерых студентов
ТРУПЫ РАЗДЕТЫ ДОГОЛА И ИЗУВЕЧЕНЫ.
ПОЛИЦИЯ ИЩЕТ УБИЙЦУ ПОД КОДОВЫМ ИМЕНЕМ ИГУАНА
Болонья. Хорошая новость: полиция ведет расследование и располагает достаточными данными, чтобы задержать преступника. Плохая новость: по Болонье разгуливает серийный убийца – в полицейских рапортах его называют Игуаной, – на счету которого по меньшей мере шесть убийств. Потребовались месяцы, чтобы сквозь завесу тайны, которой было окутано следствие, просочилась ужасная правда. Один человек убил шестерых юношей и раздел догола их трупы, вероятно, чтобы совершить какой-то непристойный, святотатственный ритуал.
Игуана убивает с особой жестокостью и скрывается в одной из тысяч квартир, где живут студенты, не
