не придала. А что было ожидать от чужой земли? Ох, Хрольф, Хрольф.
Вокруг гомонила толпа. Смешки. Плевки. Брань.
Белоснежная улыбка скотта оказалась вдруг совсем близко. Рассекая воздух, просвистел его кулак. Но не достиг цели. В последнее мгновение Волькша успел уклониться.
Его увертка вызвала гул недовольства зевак и одобрительный кивок Гронта. Волкану даже показалось, что скотт подмигнул ему. Дескать, ты не так плох как кажешься, но я тебя все равно отлуплю.
В следующем выпаде Ларсов фольк обрушил на парнишку целый разносол ударов. И прямой, и с боку, и снизу. Однако итог был тот же. Только мошкара, вившаяся над людьми, разлетелась в страхе.
Скотт тряхнул головой. Его улыбка превратилась в оскал. Этот верткий сопляк наносил его бойцовской славе ощутимый урон. Безжалостная толпа начала брызгать слюной и в его сторону.
Следующий наскок Гронта был подобен урагану. Казалось, не было места, где бы не мелькал его рыжий кулак. Но ни один его удар не попал в Волькшу. Разве что несколько раз чиркнул рубаху.
Волкан не видел себя со стороны, но стоило ему увлечься боем, как и он запрыгал, подобно своему противнику. Оказалось, что так гораздо легче делать резкие отходы и уклонения. Вот только кулаки Волькши безвольно маячили возле груди: некоторые удары скотта он все же гасил локтями. Это было болезненно, но терпимо.
– Гронт! Разрази тебя Тор, перестань играться! Размажь его, наконец! – заорал с гульбища Ларс.
А скотт уже тяжело дышал. Еще бы, вложить столько сил в сотрясание воздуха!
Кулачник остановился. Надо было искать к уворотливому парнишке другой подход. Но больше всего человека в клетчатой юбке злило то, что за весь поединок противник так ни разу и не попытался нанести встречный удар. Сопляк точно вообще не собирался драться, а лишь изматывал противника увертками. Может статься, в этом и была его задумка. Вымотать, а уже потом биться. Слушая свое тяжелое дыхание, Гронт понимал, что парню почти удалось осуществить эту коварный замысел. Еще несколько бесполезных выпадов, и руки скотта станут как соломенные, а перед глазами запляшут глумливые эльфы.
Волькша тоже остановился. Его дыхание так же нельзя было назвать легким. На лбу выступил пот, а под коленками нарастала противная дрожь. Никаких мыслей о том, как закончить этот поединок у него не имелось. А вот желание завершить его можно быстрее было так велико, что Годинович, подыскивая слова, дабы предложить Гронту закончить все мировой, опустил руки.
В следующее мгновение короткий удар вонзился Волкану в грудину. Не сильный. Сделанный наобум. Но он пришелся как раз в медвежий коготь, что висел у Волькши под рубашкой. От резкой боли Годинович сжался и тут же получил другим кулаком в лоб. Нельзя сказать, что это был хваленый удар Гронта. Скорее шлепок, чем удар. Но от него Волкан отлетел к толпе и упал на чьи-то руки.
– Наших бьют! – заревел у него над головой бас Ольгерда.
В следующее мгновение Рыжий Лют бросил Волькшу на землю и, перешагнув через приятеля, встал перед скоттом. Тот даже обрадовался смене противника, потому как вставший перед ним верзила явно не был наделен той же увертливостью, что и мальчишка.
Другое дело, что и кулачный бой был здоровяку нипочем. Несколько ударов Олькша вообще не шевелился, точно вникая в происходящее. Потом он выдохнул и насел на скотта точно они стояли в кулачной стенке. Однако, удалое размахайство Ольгерда причинило Гронту не больше вреда, чем ветер. Теперь уже Рыжий Лют вовсю негодовал на изворотливость противника.
Но его возмущение, не в пример прежней озадаченности скотта, нашло свою отдушину гораздо быстрее, чем ожидал Ларсов фольк. Сказалась наука Приладожских «походов» Рыжего Люта. Во время следующего выпада Олькша перехватил правую руку соперника за запястье и с силой ткнул Гронта его же собственным кулаком в нос. От неожиданности тот опешил. И в тот же миг он был спеленат Олькшиными лапищами и бешено задрыгал ногами в воздухе. На мгновение к Ольгерду пришла мысль повторить выходку с прижиманием соперника задницей к земле, но, вспомнив, во что она вылилась, Рыжий Лют прогнал ее прочь. Вместо этого он поднял скотта над головой, разбежался и бросил его в самую гущу толпы.
Хохот и гвалт поднялся такой, что в дальних домах жалобно замычали, пригнанные для дневной дойки коровы…
– Этот рыжий, конечно, не Каменный Кулак, – сказал Ларс Хрольфу, когда они, все еще хохоча, вернулись в трапезную: – Но я дам тебе за него сто пятьдесят крон мзды. Отпустишь его ко мне? Может из него и вырастет хольд.
– Да он туповат, – доверительно поведал шеппарь.
– Так дружиннику много думать и не надо. Так как?
– Согласен, – кинул головой Хрольф. Хоть и не бонд с пятьюстами кронами, но и не семьдесят монет, что давали за рыжего на Рюнмарё. А мзда она даже в Моравии мзда.
Пропавший
С Адельсёна возвращались втроем.
Молчали.
Уле клял судьбу за то, что не ему в голову пришла мысль выставиться перед синеусом Ларсом. Гёт как- то не думал о том, что непревзойденный кулачник Гронт мог свалить его двумя-тремя ударами, и тогда вместо потехи и славы, вышел бы позор и унижение и на его, Уле, голову, и на Хрольфа, да и на всю Бирку. Ему казалось, что рыжий венед нарочно договорился со своим увертливым сродником, дабы тот измотал скотта, а потом уступил ему победу и почести. Вот ведь хитры словены! И когда только перемигнулись? А ему, Ульриху, гёту из гётов, так и сидеть теперь загребным на видавшей виды посудине в манскапе «потрошителя сумьских засек»!..
Волькша вспоминал, как дважды покривился Ларс глядя на Олькшу. Первый раз, когда тот не сподобился ответить по-свейски даже на вопрос как его зовут. Странно было, что Рыжий Лют вообще согласился податься к ярлу в дружинники. Одно дело на Ильмень-озере. Там он хотя бы мог ответить словом на слово. Как он мыслил себе житие среди варягов на собачьих правах? Ни спросить, ни пожаловаться. Не иначе как Ольгерд решил, что все викинги – разудалые и приветливые парни вроде Уле и будут сколько надо морщить лбы, пытаясь внять, что хочет от них венед в дорогих сапогах. Но разве втолкуешь рыжему упрямцу, что все на самом деле вовсе не так? Как же! Его же, обуча сыромятного, сам синеус Ларс, ярл Уппланда, да за богатую мзду из Хрольфова манскапа в свои дружинники переманил. То-то слава! Почитай свейский ярл словенским князем нос подотрет и за пояс, как рукавицу, заткнет.
За такие речи Волкану опять захотелось съездить приятелю по конопатым мордасам. Может потому, и не усердствовал он в образумлении Олькши, что озлился на его поганые слова. Пусть теперь сам за свою гордыню полыни с лебедой взамен медовых пряников откушает.
Даром что ли Ларс, узнав, что венедский ратарь и Хрольфу, и ему достался без всякой брони и оружия, с одним только самодовольством и неумеренной прожорливостью, плюнул в землю, головой покачал и в палаты свои пошел. Дескать, делай сам себе булаву из соснового комля, а щит из щепы, бранное железо сам себе в бою добудешь, если сумеешь выжить…
Шеппарь, сидя на носу лодки, тоже хмурился. Хотя ему и удалось чудом избежать позора и даже разбогатеть на уступке рыжего венеда ярлу, он никак не мог понять, чего ради Варг скоморошничал перед Ларсом. Что за чушь он лепетал перед поединком про какую-то Мать Сыру Землю? И ведь так рьяно врал венед, что Хрольф почти поверил в то, что ничего путного не получиться и поединок с Гронтом осрамит его на весь мир, смешав его имя с коровьим навозом на веки вечные. Да и во время боя венеда со скотом шеппарь изрядно перетрусил. Ему ли не помнить, как на Волховском льду парнишка, выскочив из-за плеча Ольга, с одного удара погасил для Хрольфа свет солнца. А нынче Варг уворачивался от скотта так, что тот чуть не верещал от негодования, а сам даже ни разу не попытался стукнуть Ларсова фолька.
Хрольф смотрел в спину парнишке, усердно налегавшему на весла, и разные толкования минувших событий роились у него в затуманенной элем голове. Как не рядил шеппарь, как не складывал черепки разрозненных мыслей, а все выходило нечисто. Ну, не верил свей в то, что Варг устроил весь этот балаган, дабы не попасть в дружину к Ларсу, и тем самым лишить его, Хрольфа и обещанного бонда, и денег. Может хитрый венед думает, что сумеет заполучить у простого шеппаря большую долю, чем предлагал ярл? Даже если так, то он должен был соображать, что добыча Ларса завсегда в разы больше, чем та, что когда-либо придет в руки к Хрольфу. Так что же тогда? Надлежало выяснить это как можно скорее. На следующее утро, например.
Однако Фригг[131] и Фриггита рассудили иначе. В отличие от жены
